Сено-солома
Шрифт:
Давно я не гулял с девушками при луне. Да еще с ведром. Сразу нахлынули какие-то романтические мысли. Я искоса взглянул на Тату. Она делала вид, что у нее этих мыслей нет.
— Вот за этим забором колодец, — сказала Тата.
Я нашел калитку и убедился, что на ней имеется табличка относительно злой собаки. Света луны для этой цели хватало. Повернуть назад значило навсегда потерять престиж руководителя и мужчины вообще. Я подумал, что если от собаки отбиваться ведром, проснется вся деревня. Больше я
Как только мы вошли во двор и калитка за нами закрылась, злая собака нехотя появилась из будки. Она потянулась и посмотрела на меня с удивлением. Она, по-видимому, решила, что я не умею читать. Собаке очень хотелось спать, но нужно было оправдывать табличку на калитке.
— Р-р-р… — лениво начала собака.
— Послушай, — сказал я рассудительно. — Мы тебя не видели, и ты нас не видела. Договорились?
— Р-р-р… — продолжала собака.
— Ну чего ты рычишь, как мотоцикл?
Вопрос застал собаку врасплох. Она изумленно приподняла брови. Так мне показалось. И на минуту смешалась.
— Спи, — сказал я. — Не теряй времени даром.
Собака, видимо, подумала, что над нею издеваются. А у меня и в мыслях не было. Обиженно тявкнув, она устремилась к моей ноге. Я успел повернуть ведро внутренностью к собаке и попытался надеть ей на морду. Собака уворачивалась. Произошла небольшая коррида.
— Ну, не надо, Шарик, не надо, — сказала Тата. — Это свой.
Она подошла к Шарику и потрепала его между ушей. Шарик посмотрел на меня с презрением и заполз в будку. Я нацепил ведро на крючок и бросил в колодец. Ручка ворота закрутилась, как пропеллер. Крючок вернулся без ведра.
— Утопло, — сказал я.
— Утонуло, — поправила Тата. — Пошли дурака Богу молиться!..
Все! Никакой дистанции между нами уже не было. Меня разжаловали в рядовые. Я даже немного обрадовался, потому что теперь было проще.
— Самой, между прочим, нужно мозгами шевелить, — сказал я. — Знакома ведь с этой системой.
— Знакома, — согласилась Тата. — Это уже второе ведро. Первое было днем.
— К концу нашей работы заполним весь колодец, — сказал я.
— Нужно достать кошку, — сказала Тата.
— Тебе собаки мало?
— Крючок такой. Кошка называется, — сказала Тата. — Чтобы ведра доставать.
— Хорошая погода, — сказал я, пытаясь сменить тему разговора.
— А можно багром.
— Воздух-то какой! — сказал я.
— Я хочу спать! — вдруг капризно заявила Тата.
Мы вышли со двора, но пошли почему-то не в ту сторону. Улица скоро кончилась, и мы пошли по траве. Трава была теплая. Тихо было вокруг. Где-то далеко блестело озеро. Посреди поля росло толстое дерево. Ветки у него начинались почти от земли. Мы влезли на дерево и устроились наверху, как птички.
— И что? — спросила Тата. Она находилась веткой ниже.
— Тихо! — сказал я. И начал читать такие стихи: «Выхожу один я на дорогу. Сквозь туман кремнистый путь блестит…»
— Лермонтов! — объявила Тата. — В школе проходили.
Я посмотрел на нее со сдерживаемой ненавистью. Раз в школе проходили, значит уже и не волнует?
— «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит…» — упрямо продолжал я.
— Ты что, охмурить меня хочешь? — спросила Тата деловито.
— Дура! — пропел я с верхней ветки. — Продукт эпохи.
— Как-как? — заинтересовалась Тата. Видимо, так ее еще не называли. Я имею в виду — «продукт эпохи».
— Дитя века, — пояснил я, — бесчувственное дитя века.
— Старый чемодан, — сказала Тата и спрыгнула с дерева. — Чао!
И она исчезла в темноте. Господи, что за походка! В каждом движении было столько презрения и чувства интеллектуального превосходства, что мне стало страшно за себя. Когда она ушла, я прочитал стихотворение до конца. Это чтобы успокоиться.
Потом я добрел в потемках до нашего сарая и завалился спать. Рядом храпел дядя Федя. Внизу, подо мной, спал на тюфячке Лисоцкий. Спали и амбалы, мирно светясь в темноте белыми пятками.
Русское поле
— Ну, что? — спросил утром Лисоцкий, заглядывая мне в глаза.
— Ничего, — мрачно сказал я. — Любви не было. Победила дружба.
— Слава Богу! — сказал Лисоцкий.
Мы съели первый свой завтрак, который соорудили Вера и Надя. Такая каша цвета морской волны. Неизвестно, из чего. Но вкусная. И пошли в поле.
Поле было близко. Мы бы никогда не догадались, что это поле. Нам это объяснил управляющий. Мы думали, это джунгли. Трава была в человеческий рост. В основном, с колючками.
— Там, внизу, посажен турнепс, — сказал управляющий. — Нужно дать ему возможность вырасти, то есть выдернуть сорняки.
— А как он выглядит, турнепс? — спросил Яша.
— Сено-солома! Да вы увидите. Маленькие такие листочки у земли…
Дядя Федя нырнул в траву и несколько минут ползал там на четвереньках. Потом он вернулся. В руке у него был бледно-зеленый листок.
— Вот! — сказал дядя Федя. — Это турнепс.
И снова уполз сажать его обратно.
— На каждого одна грядка, сено-солома, — объявил управляющий. Это у него такая присказка.
Мы стали выяснять насчет расценок. Расценки были удивительные. Прополоть все поле стоило что-то около пяти рублей. А поле простиралось в одну сторону до горизонта, а в две другие чуть ближе.
— Занимайте грядки, — сказал я.
Все заняли грядки и управляющий ушел. Народ тут же организовал вече.