Сеньор Кон-Тики
Шрифт:
Лангсет, молодой доброволец нашего отряда, говорил:
— Мне бы только найти того типа, который поджег дом отца! Я его хорошо помню.
Лангсету не терпелось попасть на фронт и встретиться с немцами с оружием в руках.
Мы возвращались с Медвежьего озера, где среди развалин завода искали что-нибудь пригодное в дело. Дорога извивалась между голыми фундаментами и рядами колючей проволоки. Вдруг Лангсет остановился перед торчащим из снега каменным крыльцом и тихо сказал:
— Здесь мы жили.
Он грустно посмотрел в пустоту.
— Моя комната была вон там, на первом этаже, угловая.
Когда пришли поджигатели и пламя охватило стены дома, парнишка не мог с собой совладать. Ослепленный горем и яростью, он
— А немцы что? — спросил я его.
— Одни глупо улыбались, другие покачали головой и пошли к следующим домам. Торопились, понимаешь, им некогда было!»
Перед самым рождеством вдруг появился Стабелл, причем в русской одежде. Он рассказал, что спасся по чистому недоразумению. Когда на корабле объявили тревогу, Стабелл стоял на корме. Вдруг с мостика донеслась команда. Он подумал, что вызывают его, мигом взбежал на мостик и отдал честь офицерам. В ту же секунду двадцать метров кормы как ножом срезало. Затем последовали еще взрывы, и он очутился в ледяной воде. К счастью, его быстро подобрали подоспевшие спасатели. Стабелла доставили обратно в Петсамо, и там он услышал, что конвой, с которым они пришли в Мурманск, подвергся атаке, когда выходил из губы. Немцы выпустили пятьдесят Ю-88 и много подводных лодок. Союзники сообщили, что потоплено или серьезно повреждено двенадцать немецких подводных лодок. Правда, погибло и несколько транспортов; сильно пострадал один эсминец, на котором было убито шестьдесят человек.
В сочельник друзья как следует отпраздновали чудесное спасение Стабелла. У одного саама удалось раздобыть добрый кусок оленины. Только они расселись вокруг стола в заброшенном немецком бараке, как раздался стук и вошел русский комендант с двумя офицерами. Они принесли водки и мешок риса и спросили, нельзя ли им тоже отметить норвежское рождество. Праздник удался на славу. Пили за дружбу, за победу, за вечный мир. Русские заверили, что уйдут из Норвегии, как только будут разбиты немцы. Звучали норвежские рождественские гимны и русские народные песни, в зимнем небе полыхало зеленое северное сияние, на время были забыты несуразности нашего мира.
Двадцать шестого декабря был получен приказ от советского командования, чтобы Хейердал немедленно возвращался в Англию. Его фамилии не оказалось в списке личного состава, представленном через советское посольство в Лондоне. Полковник Дал немедленно ответил, что Хейердал значится в присланном из Лондона дополнительном списке и без него никак нельзя обойтись, так как офицеров нехватка. Русские возразили, что в дополнительном списке числится сержант Хейердал, а офицера с такой фамилией нет. Полковник Дал объяснил, что Хейердалу присвоили офицерское звание уже после отправки списка, сержант и лейтенант — одно лицо. Надеясь, что его доводы будут уважены, полковник послал Тура на задание, назначив его заместителем командира группы, составленной из семи крепких ребят. Приказ гласил: «Нападать, исходя из обстановки».
Сперва они связались с передовым норвежским отрядом в составе семидесяти горных стрелков, которые, далеко оторвавшись от главных русских и норвежских сил, укрепились в глухом, опустошенном войной районе неподалеку от Смалфьорда. На берегу этого залива еще оставались немцы.
Семерка пересекла Варангерфьорд у Киркенеса. В Вадсе они сели на грузовик и поехали на запад через заминированное Финмаркское плато. Мосты через Тану и Гюльок были взорваны, и водитель пересек реки по льду. В последний день года они добрались до брошенных немцами окопов, которые заняли горные стрелки. В занесенной снегом «лисьей норе» они достали свой скромный паек и встретили Новый год. Кто-то настроил приемник на волну Би-би-си. И в «Последних известиях» они с удивлением услышали, что «норвежцы наступают широким фронтом, преследуя отходящие немецкие дивизии». Если бы семьдесят семь норвежцев наступали широким фронтом, им пришлось бы вооружиться телескопами, чтобы видеть друг друга.
Только семерка приготовилась совершить первый налет на маяк и три немецких эсминца, как по радио был принят приказ полковника Дала. Русские потребовали, чтобы немедленно был найден Хейердал, хотя бы для этого пришлось разбить на патрули весь передовой отряд. Они поглядели друг на друга. Мало того, что семьдесят семь человек, не выходя из окопов, наступают широким фронтом, они еще должны разбиться на патрули!
Выбора не оставалось. Они радировали, что Хейердал возвращается. К счастью, грузовик еще не ушел. В час ночи Тур двинулся в путь. Мотор то и дело отказывал из-за воды в бензине. Наст был покрыт свежим снегом, и тяжелый грузовик застревал в сугробах. Вместе с водителем Тур расчищал дорогу. Но, поднимаясь со льда Таны на берег, они прочно засели.
Выбравшись из кабины, Тур заметил в сугробе плуг. Подергал его — ни с места, примерз. Он зашагал по глубокому снегу дальше и наконец увидел саамскую хижину. Здесь ему дали лошадь. Разгребая снег вокруг плуга, чтобы привязать к нему веревку, Тур обнаружил пехотную мину. Она была установлена так хитро, что, стоило стронуть плуг с места, как он взлетел бы на воздух вместе с лошадью.
Запрягли лошадь в грузовик и тогда только втащили его на берег. А на следующий день он провалился в полынью в заливе около Нессебю. Дул леденящий ветер, а Тур промок насквозь. Вдвоем с водителем он долго бился понапрасну, пытаясь выручить грузовик. Стемнело. Вдруг раздался звон бубенчиков и показались сани, на которых сидели три саама. Они охотно вызвались помочь, но не успели взяться за дело, как сани тоже провалились сквозь лед. Оглобли сломались, Тур пошел к березняку рубить новые. Они трудились без отдыха шесть часов, прежде чем вытащили из воды коня и сани. После этого подвезли камень и выкатили машину. Но мотор окончательно забастовал, и Тур зашагал пешком. Назначенный ему срок истекал. Словно в забытьи он брел по мокрому снегу. Рано утром, промокший, иззябший, добрался до Вадсё, вошел в первый попавшийся дом и упал без сил на пол.
Прежде чем отправляться из Вадсё дальше, в Киркенес, Тур познакомился с младшим лейтенантом, который был известен под фамилией «Петтерсен» и с которым он не раз держал связь по радио с тех пор, как прибыл в Финмарк. «Петтерсен» не принадлежал к какому-либо подразделению, он все время был в движении со своим маленьким передатчиком. Уже потом оказалось, что «Цеттерсен» — знаменитый парашютист-диверсант Торстейн Робю. После обучения в Англии его забросили в Норвегию, в район Тромсё. Сперва он десять месяцев сидел в тайнике, наблюдая за линкором «Тирпиц» и ежедневно передавая сводки в Англию. Свой передатчик он подключал к приемной антенне одного немецкого офицера. Благодаря его сводкам союзная авиация в конце концов смогла добить линкор. Робю и Туру было суждено еще не раз встретиться в белой глуши Заполярья, но никто из них не подозревал, что через два года они проведут вместе сто одни сутки на плоту под тропическим небом.
Полковник Дал облегченно вздохнул, когда наконец явился Хейердал. Но его вовсе не радовало, что из-за пустякового расхождения в двух бумагах он теряет одного из своих немногих офицеров. В Мурманске ожидался очередной союзнический караван судов, и русские велели, чтобы Хейердал и два лейтенанта норвежских ВМС вернулись в Лондон и оформили там в советском посольстве новые документы.
Вскоре после возвращения с фронта Хейердал узнал в штабе трагическую новость. Часть отряда, из которого он был отозван, нарвалась на немцев, пересекая на лодке Порсангерский фьорд. Один из его товарищей был убит, остальные ранены и взяты в плен.