Сентенции Пантелея Карманова
Шрифт:
Сентенция 7.
Письмо Илье.
Здравствуй, Илья.
Честно говоря на месте Анны я бы тоже так поступил. Прости. А вот как я бы поступил на твоем месте: перво на перво я бы после окончания школы поехал бы в Иркутск и стал бы учиться в училище искусств, там я бы полюбил свою однокурсницу Веру Холодную; закончил бы училище, женился на Вере и уехал в Москву, где поступил бы в консерваторию им. Гнесина, а Вера осталась бы в Иркутске и ждала бы меня два года, сохраняя супружескую верность, но, наконец и она перебралась бы в Москву, бросив интересную работу, только чтобы быть возле меня; однако, жить в моем общежитии ей бы не разрешили, поэтому она поселилась бы в другом месте – в городе Химки; и мы
Сентенция 8.
Диковинные сны.
Одному моему другу на войне пуля попала прямо в глаз. И он естественно умер. Он умер и ему приснился сон: как будто разные диковинные животные пришли к нему поиграть. Там были и жирафы со стремянками вместо шеи, и слоны с яблоками вместо ног, и пингвины похожие на ветряные мельницы, и ярко-красные кенгуру, и много других необычных созданий. И они принесли огромный цветной мяч и стали его передавать по кругу, когда же очередь дошла до моего друга, он вдруг на несколько минут ожил и стал рассказывать свой сон медсестре (правда она подумала, что он бредит), а когда рассказал, то снова умер и больше уже не оживал. Так что его положили в гроб и закопали в землю. А когда я прихожу к нему на могилу, то всегда думаю – что вот здесь, на двух метровой глубине лежит мой приятель и ему снятся диковинные сны.
Сентенция 9.
Явление приятеля во всей красе
Мой приятель умер и явился ко мне во всей красе. Явился, похожий на статую командора. И между нами состоялась следующая банальная беседа:
Приятель. А мир то конечен.
Я. Да, я читал об этом у Розанова.
Приятель. А мир то бесконечен.
Я. Да, я читал об этом у Достоевского.
Приятель. А жизнь то бесполезна.
Я. Да, я читал у Беккета.
Приятель. А любовь то проходит.
Я. Читал у Толстого. Стоило ли умирать, чтобы понять эти истины.
И тут моего приятеля просто прорвало, он начал выступать:
Приятель. Скандалить! Вот в чем смысл бытия. Везде и повсюду скандалить! Врать друзьям и предавать учителей. Изменять жене и клясться в любви не любимой женщине. Исцарапать лакированное покрытие письменного стола в доме родителей. Разбить витрину спортивного магазина и надавать пощечин своей любимой. Жить только для себя и ревновать чужих жен к их мужьям. Пить алкоголь и сквернословить при детях. Хамить старикам и считать себя умнее других. Оскорблять бритоголовых парней на улице и быть избитым ими до смерти. Умереть и продолжать скандал!….
На этом дар красноречия у моего приятеля иссяк. Он подошел ко мне и протянул свою белую, гипсовую руку. Я небрежно пожал ее.
Сганарель. Ах, мое жалованье, мое жалованье! Его смертью все удовлетворены: оскорбленное небо, поруганные законы, соблазненные девушки, обесчещенные семьи, опозоренные родители, обиженные женщины, доведенные до отчаяния мужья – все на свете довольны. Только я один остался несчастным. Мое жалованье! Мое жалованье! Мое жалованье! (Ж.Б. Мольер «Дон Жуан» монолог Сганареля)
Отрывок из дневника
Ровно год назад, день в день я справлял свое двадцати пятилетие… Я все понимал, все… Я многое вижу, мне нравятся современная музыка и рекламные плакаты. Я – мне нравлюсь.
Сентенция 10.
Пальто, снег.
У меня есть глаза, это все знают. Но у меня нет чего-то привлекательного. У одного моего приятеля не было глаз, он их потерял еще в пятом классе, при несчастном случае. Но у него было столько всего привлекательного, что хотелось завидовать. Во-первых, у него было очень старомодное пальто. Во-вторых, у него всегда был снег. Всегда. И летом, и зимой, и осенью, и т.д. Он его держал в морозильной камере, этот снег. И никогда он не пользовался водой из под крана, чтобы сварить кофе. Ему нравилось топить снег в «турке». Он говорил: «Будем пить кофе из снега». И пальто его тоже было привлекательным – старое, зеленое, в нем он был похож на декабриста вынутого из петли.
Я завидую! У меня есть глаза и я вижу. У меня есть холодильник и я тоже могу держать там снег. И пальто я могу где-нибудь достать. И я смотрю фильмы Кустурицы, но я не умею делать вещи привлекательными. Это подвластно только людям без глаз. Я могу, лишь, говорить: «Снег и пальто». Я могу видеть эти вещи. А мой приятель их имеет, имеет внутри себя, имеет старомодное пальто и снег в морозильной камере.
Сентенция 11.
Я прекрасен.
Вот. Я прекрасен. У меня тонкие пальцы и красивое кольцо из серебра. У меня вкус и талант. Я умею варить камчатскую уху и неплохо пью спиртное. Я упал и испачкал пальто. Я забыл шапку в автобусе и я не умею чинить водопроводный кран. И я не умею делать полки для книг. Я не любим любимой и другой любимой я тоже не любим. Я хочу, чтобы все российские войска вступили в НАТО, я готов помогать этому процессу. Если бы я знал хоть какой-нибудь государственный секрет, я бы его всем рассказал – я не люблю чужие секреты, только свои. Но когда я вижу предателя, мне хочется ему нагрубить, потому что ОН не Я.
У меня дома была тарелка и яблоко, я катал яблоко по тарелке и приговаривал: «Кто прекрасен? кто прекрасен?». А голос тарелки или яблока, или еще чей-то, какого-нибудь волшебника, мне отвечал: «Ты прекрасен, спору нет! Ты прекрасней всех на свете…..но вот, Саша Милькин из Новосибирска пишет гораздо талантливее тебя, а Андрей Шагин из Москвы ставит спектакли интереснее твоих, а Богу вообще наплевать, что ты про него думаешь, и в аду тебя никто не ждет, а рая не существует и т.д.». И вот тогда я разбил тарелку, а яблоко разрезал на куски и посыпал ядом. И один кусочек отправил Саше Милькину из Новосибирска, другой Андрею Шагину из Москвы, третий…..и т.д.
Теперь все они отравились, умерли и лежат в стеклянных гробах. А я спрашиваю у солнца: « Не видело ли ты, где лежит Саша Милькин, я иду его будить горячими поцелуями? Не видело ли ты, Андрея Шагина, я иду его будить? Не видело ли ты?… и т.д.».
Я один остался, самый прекрасный из всех. Потому что все лежат в стеклянных гробах. А стеклянный гроб – это часы. Обыкновенные часы – стекло, а под ним время. Стекло, а под ним Саша Милькин, Андрей Шагин и т.д.
Отрывок из дневника