Сентименталь
Шрифт:
Я кивнул и сказал, что постараюсь, но не думаю, что у меня это получилось. Несмотря на поддержку господина и Агнетт мне все время казалось, что я совершаю что-то противоестественное, игнорируя насмешки. Правда, вскоре они пропали сами собой, но совсем по иной причине. Через два дня мы должны были достичь Багдада, а потому именно это стало всеобщей темой для разговоров.
Мы с Агнетт, однако, не разделяли восторга остальных. Несмотря на обещание видеться, как только наши хозяева будут позволять, мы знали, что подобного путешествия никогда больше не случится. Даже если мы поедем той же дорогой и с теми же спутниками,
Именно с этим знанием я и вступил в Багдад.
Глава V
Хотелось бы написать, что наше прибытие в Багдад было торжественным и величественным, как и события, которые вскоре там произошли, но не могу грешить против истины. Караван вошел через главные ворота, но, учитывая толчею у них, а так же то малое внимание, которое на нас обратили, стало очевидно, что ничего необычного в этом зрелище не было.
Какое-то время мы ехали вместе, однако с каждым новым перекрестком отделялись то одни, то другие. Кто-то отправлялся в свой дом, чтобы отдохнуть после скитаний по другим странам, в то время как некоторые наоборот спешили скорее заняться делами и запастись товарами перед обратной дорогой. Зигфрид и его стражники, попрощавшись, отправились в дом Хасима Руфди для того, чтобы доставить его поручение. Чуть позже нас покинули и герр Дифенбах с дочерью и герром Кноппом.
Мы с Агнетт попрощались лишь взглядами, не решаясь на открытое проявление чувств. Конечно, эти древние улицы наверняка видели много подобных прощаний, однако мне казалось, что ни одно из них не было столь трогательным и наполненным предвкушением грядущих встреч.
— Веселей, Ганс, — подбодрил меня Клаус фон Дирк. — Я уверен, что у тебя еще будет время для печали, а потому советую внимательно смотреть по сторонам. Стоит запомнить этот момент. Именно сейчас ты присматриваешься к городу, а он к тебе. Пройдет время, и ты станешь всего лишь одним из многих, кто ходит по его улицам. Тогда и ты, и город привыкнете друг к другу. Если ты не полюбишь Багдад, то не сможешь стать его частью.
Признаюсь, мне не очень-то хотелось становиться частью чужого города. Гамбург вполне меня устраивал. Однако я действительно осмотрелся по сторонам, и вскоре Багдад захватил все мое внимание.
Я много времени провел в Гамбурге, но в тот момент мне показалось, что он лишь деревня по сравнению с этим нагромождением узких улочек, величественных зданий, покосившихся трущоб и огромных дворцов. Отовсюду доносились голоса, говорившие на разных языках. Звуки повозок и крики животных раздавались то тут, то там. Ароматы — от божественных до низменных — переплетались в неповторимый флер, который я с непривычки чувствовал особенно остро. Поминутно либо вздыхал, в надежде насытится, либо старался пройти быстрее и ничего не чуять.
Это был город Багдад, и мы с ним приветствовали друг друга, как подобает друзьям. Окончательно я понял это, когда какой-то араб, проходящий мимо, вдруг улыбнулся и что-то произнес. Некоторое время он смотрел на меня, дожидаясь ответа, потом хохотнул и ушел.
— Он сказал, что у тебя вид человека, который нашел сокровище и предлагал поделиться, — перевел мне Клаус фон Дирк.
— Если это так, то сокровище уже поделено на всех, — пожал плечами я.
— Отлично сказано, Ганс. Но пойдем же! Нас будут ждать столько, сколько понадобится, но мое тело ужасно исстрадалось за время путешествия и более всего жаждет нормальную еду и нормальный кров.
Я заверил, что не меньше господина заинтересован в этих наслаждениях, и мы поспешили к одному из знакомых Клауса фон Дирка, которому он заблаговременно написал с просьбой: найти под наши нужды какой-нибудь дом.
Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что этот дом похож на настоящий дворец, что к нему прилагается кухарка и слуга, мои комнаты (именно комнаты!) практически не уступают по роскоши господским, и все это досталось нам совершенно даром. Я по-новому посмотрел на слова Клауса фон Дирка о том, что здесь у него есть настоящие друзья.
Разумеется, господин не был жаден, и денег у нас имелось в достатке, но, зная местные обычаи и не желая обидеть хозяина, он принял все эти дары, лишь запретив слугам заходить в комнаты, которые собирался превратить в лабораторию.
Вечером нас проведал хозяин в сопровождении младшего сына. Они говорили на арабском, но Клаус фон Дирк любезно переводил мне, чем, как мне показалось, в немалой степени удивил хозяина, который знал, что я всего лишь слуга.
— Добро пожаловать тебе, друг, — приветствовал хозяин дома моего господина. Склонившись в поклоне, этот упитанный невысокий человек держался весьма уверенно. Из чего я заключил, что это не просто купец, но кто-то имеющий власть повелевать. — Абдулла, твой раб, также пришел засвидетельствовать тебе свое почтение.
Хозяин, чьего имени я так и не узнал, толкнул мальчишку, и тот упал на колени и принялся путано и горячо благодарить господина, ставшего его провожатым в мир живых. Эту часть мне переводили неохотно, только описывая то, что происходит и не вдаваясь в подробности.
Когда Абдулла закончил, Клаус фон Дирк улыбнулся, поднял мальчика с колен и принялся расспрашивать о самочувствии. Абдулла отвечал спокойно и уверенно, но, как мне показалось, он чтил господина, как святого. Одного из тех, кем можно восхищаться, но лучше делать это на расстоянии.
Так собственно и было. После торжественного ужина, часть блюд на котором мне показалась чрезмерно острой, Клаус фон Дирк и хозяин принялись благодарить друг друга и уверять в дружбе. Один говорил, что ни в коем случае не станет злоупотреблять гостеприимством, в то время как другой неизменно повторял, что приезд такого гостя — это честь, и господин может пользоваться расположением хозяина столько, сколько ему потребуется.
После того как стороны, так и не придя к единому мнению, рассыпались в любезностях, мы остались вдвоем. И больше хозяева нас не посещали, за исключением печального дня прощания, которым закончилось наше пребывание в Багдаде в будущем.
— Все же, восточный этикет порой бывает несколько утомителен, — заметил Клаус фон Дирк. Я посмотрел внимательно на него, а он в ответ рассмеялся. — Не забивай себе голову словами, которые говорили Аль-Газир и Абдулла. Мальчик родился слабым, а я помог его выходить, после чего меня стали считать едва ли не чудотворцем.
Я кивнул, заметив, однако, что за последние дни уже второй раз сталкиваюсь с подобным явлением. По всему выходило, что Клаус фон Дирк принижает свое умение врачевать.