Сентябрь
Шрифт:
— Она всегда была такая. Миссис Харрис про нее говорила: «Ох, уж эта Пандора. То счастлива до небес, то мрачнее тучи».
— Маниакально-депрессивный синдром.
— Так уж и синдром?
— Никуда от этого не деться.
Он нахмурился, помолчал и наконец-то задал вопрос, который подспудно мучил его весь вечер:
— Как ты думаешь, она не принимает наркотики?
— Да ты что, папа!
Он сразу пожалел, что высказал свои опасения вслух.
— Ты ведь лучше меня разбираешься в таких делах, я только поэтому и спросил.
— Не волнуйся, она не наркоманка, Боже упаси.
— Но ведь не постоянно?
— Папочка, я не знаю. Ты тревожишься за Пандору, но ведь повлиять на нее невозможно. Ее надо принимать такой, какая она есть, вернее, какой стала. Радоваться вместе с ней, смеяться.
— Как ты думаешь, она счастлива там, на Майорке?
— Судя по всему, да. Чего ей еще желать? Роскошная вилла, великолепный сад, бассейн, деньги без счета…
— А друзья у нее есть?
— Есть Серафина и Марко, они ей служат…
— Я не об этом.
— Понимаю. Нет, друзей ее мы не видели, так что я просто не знаю, есть они или нет. Мы вообще никого не видели, если не считать одного мужчину. Он был у нее в тот день, когда мы приехали, но больше ни разу не появился.
— Думаю, у нее наверняка есть любовник.
— Наверное, он и есть ее любовник, а не появлялся он на вилле из-за нас.
Арчи ничего не сказал на это, и Люсилла улыбнулась.
— Папочка, она живет совсем в другом мире.
— Знаю-знаю. Конечно, в другом.
Люсилла обняла отца, прижалась к нему и поцеловала.
— Ты не тревожься о ней.
— Постараюсь.
— Спокойной ночи, папочка.
— Спокойной ночи, родная. Благослови тебя Бог.
5
Воскресное утро выдалось хмурое, безветренное, воздух, казалось, застыл, и уставшие за неделю люди тоже не спешили просыпаться. Ночью шел дождь, на обочинах стояли лужи, с мокрых деревьев капало. Коттеджи в Страткрое дремали, никто еще не раздвигал штор. Много прошло времени, пока, наконец, открылась первая дверь, потом вторая, третья, люди стали растапливать камины, пить чай, из труб заклубился дым. Кто-то выводил собак погулять, кто-то стриг живую изгородь, мыл машину. Мистер Ишхак открыл свой магазин и продавал свежие булочки, молоко, сигареты, воскресные газеты, словом, все, что нужно семье, чтобы заполнить свободный день. На колокольне пресвитерианской церкви зазвонил колокол.
В усадьбе Крой первыми спустились вниз Джефф и Хэмиш и сами приготовили себе завтрак: яичницу с салом, сосиски, салат из помидоров, множество тостов — раза три-четыре загружали тостер, — джем, мед, несколько чашек крепчайшего чая. Когда Изабел немного погодя появилась в кухне, то увидела в раковине грязные тарелки, а на столе записку от Хэмиша:
«Мамочка, мы с Джеффом взяли собак и пошли к озеру. Ему хочется посмотреть озеро. Вернемся к половине первого, как раз мясо будет готово».
Изабел заварила себе кофе, села и стала пить, думая, что нужно почистить картофель и сделать пудинг. Довольно ли у них взбитых сливок для фруктового пюре? Пришла Люсилла, за ней Арчи в своем лучшем твидовом костюме, потому что сегодня была его очередь читать в церкви Библию. Ни жена, ни дочь не вызвались пойти с ним, у них дел выше головы, ведь приготовить парадный обед на десятерых — не шутка.
Пандора проспала все утро и вышла из комнаты лишь в начале первого, когда все главные дела были уже переделаны. Но при первом же взгляде на нее стало ясно, что она тоже не бездельничала, а трудилась над усовершенствованием собственной внешности: вымыла волосы, покрасила ногти, сделала макияж, облилась «Пуазоном». На ней было платье в ярких разноцветных ромбах из тонкого дорогого джерси и такое элегантное, что было ясно — оно куплено в Италии. Обнаружив Люсиллу в библиотеке, Пандора объявила ей, что великолепно выспалась. Но тут же с удовольствием устроилась в глубоком кресле и благосклонно согласилась выпить стаканчик хереса.
Рано утром в коттедже Пенниберн Ви пила чай в постели и раздумывала, с чего начать день. Наверное, надо пойти в церковь, ей есть о чем помолиться. Она углубилась в свои мысли… Нет, не пойдет она в церковь, она предастся сибаритству. Полежит еще в постели, сегодня ей понадобится много сил; дочитает роман, потом встанет, позавтракает и займется просроченными счетами, проверит, сколько ей необходимо перечислить в пенсионный фонд, подсчитает сумму возмутительно наглых поборов, которые наложила на нее налоговая инспекция. На обед она приглашена к Изабел и Арчи. Эдмунд с Вирджинией и Генри заедут за ней и отвезут в Крой.
Мысли о предстоящем обеде вызывали у нее тревогу, предвкушения удовольствия и в помине не было. Да и погода выдалась под стать настроению: всю ночь лил дождь, сейчас сыро, безветренно, землю развезло. В такой день особенно важно всеми силами поддерживать бодрость духа. И Вайолет решила, что для душевного и телесного комфорта наденет серое шерстяное платье, а новый шарф от «Эрмес» придаст ей уверенности.
Вирджиния ходила по дому и искала Генри.
— Генри, где ты? Пора одеваться.
Он был в детской, строил на полу из конструктора «Лего» космический корабль и недовольно посмотрел на мать — кому хочется отрываться от игры.
— Одеваться? Зачем?
— Потому что мы сейчас едем в гости, нельзя же появиться в таком виде.
— Почему нельзя?
— Потому что у тебя джинсы грязные и рубашка грязная, и башмаки грязные, и сам ты как поросенок.
— Это что же, я должен вырядиться как на парад?
— Нет, просто надень чистую рубашку, чистые джинсы и чистые кроссовки.
— А носки?
— И чистые носки.
Генри обреченно вздохнул.
— А корабль разобрать — и сложить в коробку?
— Ну конечно, нет. Оставь все как есть, но поторопись, а то папа станет нервничать.
Она взяла сына за руку и повела в спальню, села на его кровать и принялась стаскивать с него майку.
— А еще какие-нибудь дети там будут?
— Хэмиш.
— Дождешься от Хэмиша, чтобы он со мной играл.
— Не понимаю, Генри, почему ты так пасуешь перед Хэмишем. Если ты перестанешь пасовать, он с удовольствием будет с тобой играть. Снимай джинсы и кроссовки.