Сэр Евгений. Дилогия
Шрифт:
С трудом сев на кровати, я сразу увидел разгневанную графиню, стоящую у порога моей спальни. Быстро бросил взгляд на себя и облегченно выдохнул воздух. Хоть тут мне повезло: заснул, не раздеваясь. Со вздохом встал, подошел к графине, у которой из-за плеча выглядывала камеристка, затем, коротко поклонившись, спросил:
– Что вас так разгневало, моя госпожа?
– Неуважение к моей особе!
Увидев мой недоумевающий взгляд, она ткнула пальцем в стоящего рядом с дверью Игната.
– А что
– Он отказался будить вас! И не пускал меня, хозяйку замка, до тех пор, пока не пришел ваш другой слуга. Я требую, чтобы вы примерно его наказали!
– Ваше слово - закон для меня, госпожа!
Судя по всему, юной синьоре понравился мой уверенный ответ, потому что она продолжила уже обычным тоном:
– Я хочу знать, что произошло.
– Вы могли бы послать слуг, чтобы узнать обо всем. У того же Джеффри. Зачем пришли сами?
– Я…. Впрочем, это не важно. Я уже здесь и хочу все узнать от вас.
– Хорошо, графиня, но если вы не против, мне бы хотелось привести себя в порядок.
– Хорошо, только недолго. Я жду вас у себя!
Наскоро вымывшись и сменив одежду, я отправился на доклад к графине, но, проходя мимо временной тюрьмы своего знатного пленника, решил завернуть к нему на минуту. Измученный вид и темные круги под глазами говорили о том, что все утро тот провел в нелегкой борьбе со своими мыслями.
– Мое почтение, господин маркиз.
– Скажите, вы дворянин?
– Прошу прощения, что сразу не представился. Томас Фовершэм, сын рыцаря и барона Джона Фовершэма.
– Хоть это меня как-то успокаивает. Сознание того, что я попался в ловушку какому-то грязному английскому леснику, мучило меня все это время! Что вы намерены дальше делать?
– Вы отдаете приказ, и ваши солдаты уходят. Иначе вам грозит голодная смерть!
– Дева Мария! Если вы собираетесь меня убить, то почему таким способом?!
– Вы меня не так поняли! Мне почти нечем кормить своих людей, а значит, пленники для меня - это лишние рты!
– Хорошо! Я напишу письмо с приказом для своих людей.
– Вот и отлично! Теперь идемте, хочу представить вас графине, хозяйке этого замка. Хотя, подождите! У меня есть к вам один вопрос.
– Если он не уронит мою честь, мессир, я готов ответить вам на него!
– Что был за знак, по которому вы пошли на штурм?
– Как… вы не знаете?! Подождите, Чезаре не мог меня предать! Не мог! Он рос в моем доме с детских лет и был мне предан….
– Я спросил про знак!
– нетерпеливо повторил я свой вопрос, так как переживания маркиза меня абсолютно не волновали.
– Знак? Шлем, сорванный с головы. Чезаре жив?!
– Насколько я знаю, среди живых его нет.
Проводив маркиза в кабинет и представив его своей госпоже,
– Сэр, с победой вас!
– Спасибо! На этом праздник закрывается, у нас на сегодня еще одно неотложное дело.
Черный Дик криво ухмыльнулся в ответ на мои слова, а Том Егерь, от которого разило свежим перегаром, непроизвольно икнул и прикрыл рот своей ладонью-лопатой.
Я спросил, оглянувшись на стоящих за моей спиной Джеффри и Игната.
– Джеффри, все готово для казни?
– Да, господин.
– Сообщите всем, что казнь состоится в два часа пополудни. Теперь доложите, какие у нас потери?
– Семеро убито и девять раненых, сэр - ответил Дик, - из них пятеро убитых и трое раненых - мои люди.
– Твои люди - отличные бойцы, Дик! Они еще раз показали всем, как умеют сражаться англичане! Но самое главное, что их смерть была не напрасна - она оправдана нашей победой!
– Вы хорошо сказали, сэр! Я передам ваши слова моим парням.
– Сколько пленных?
– Где-то два десятка, сэр!
Услышав эту цифру, я криво усмехнулся. У меня осталось столько же солдат, способных держать оружие, сколько было захвачено пленных.
– Том, держи письмо от маркиза. В нем он приказывает своим людям снять осаду. Пусть один из твоих парней переправит его в лагерь противника.
– Будет сделано, сэр!
– И еще. Палача нашли?
– Среди людей Черного Дика, господин. Джон Милтон. Малый из Суссекса. Одно время он был подручным у городского палача.
– Это тот парень, у кого борода лопатой, а в бою предпочитает секиру?
– Он, сэр!
– Сам вызвался?
– Он столько раз хвастался своим ремеслом, что ему сам Бог велел показать, на что он способен.
На небе сияло солнце, но особого удовольствия от хорошей погоды, как и от своей победы, я не испытывал. Настроение было испорчено предстоящей казнью. В отличие от собравшихся здесь людей, сцена казни абсолютно не вызывала в моей душе ощущение праздника. Хотя казни в эту эпоху были своего рода спектаклями, с понятным для всех нравоучением: "будешь убивать, грабить или предавать - с тобой случиться то же самое". К тому же муки и страдания преступника в какой-то мере возвышали в своих глазах бедный люд, придавленный нищетой, бесправным положением и налогами.