Сэр Майкл и сэр Джордж
Шрифт:
Она попыталась сделать деловитое лицо и вопросительно взглянуть на своего хозяина, но ничего не вышло. Большими сияющими глазами она смотрела на сэра Майкла, заливаясь румянцем. Он взглянул на нее, пробормотал что-то, сам не сознавая, что именно, и подался к ней. В ответ она как-то беспомощно, по-детски дрогнула. И тут все древние предки, все темноглазые Стратеррики, чьи демонические страсти всегда проступали на лице сэра Майкла, отбросили директора Комси и взяли верх, заставив его распахнуть объятия. Она влетела в них, как большая золотая птица.
—
— О, Майкл! Правда? Когда же?
Принц Агамазар переводил глаза с нее на сэра Майкла, полуоткрыв рот, с совсем не принцевским видом.
— Значит, вы знакомы?
— Мы любим друг друга уже много-много времени! — гордо заявила Шерли.
— Простите, Боджо, но если ваши личные дела связаны с ней, — сказал сэр Майкл, — тут я ничем помочь не могу, разве что увезти ее поскорее.
21
Прощальный вечер в Дискусе затеяла Элисон — она сказала, что это необходимо. Сэру Джорджу только что сообщили, что его назначили заведующим небольшим отделом Министерства высшего образования по естественным наукам: нечего и говорить, что этот отдел расширялся с неудержимой силой. Он должен был заняться органической молекулярной химией, хотя сэр Джордж сам не знал, с чем это едят. Одного Дрейки не могли решить: дали ли сэру Джорджу эту должность благодаря сэру Финли Эвону (так думал сам сэр Джордж) или же вопреки ему (так думала Элисон). Но как бы то ни было — к работе надо было приступать немедленно. Разумеется, Элисон вздохнула с облегчением и, может быть, именно поэтому предложила устроить прощальный вечер в Дискусе. И кроме того, как хорошо знал сэр Джордж, Элисон по временам любила покупать себе новые, внушительных размеров шляпы и в них играть роль милостивой Хозяйки Замка.
И вот наступил этот вечер; в четверг, тридцатого мая, от шести до восьми все собрались в кабинете генерального секретаря. Был приглашен весь штат, вместе с женами и мужьями, все, кроме Тима Кемпа, — с тех пор как он увел труппу О'Моров, его в Дискусе не видали. Почти все явились, хотя, разумеется, нашлись и тут неприятные или невезучие люди, которые всегда не могут или не хотят ходить на вечера. К половине седьмого кабинет сэра Джорджа был почти полон и более скромные гости распространились в приемную Джоан Дрейтон. И как это часто бывает, им там было куда веселее, чем важным гостям в главном помещении.
Здесь, в кабинете, прием проходил совсем не так приятно, как надеялись Дрейки. Элисон играла свою благородную роль милостивой Хозяйки Замка, но после того как она полчаса раскланивалась, улыбалась, восклицала («Но вы же ничего не пьете!») и спрашивала, кто что будет делать после ликвидации Дискуса, ей стало как-то не по себе. И сэр Джордж, мысленно принимавший трогательные проявления преданности от верных сослуживцев, тоже был немало разочарован тем, как обернулось дело. Оба супруга чувствовали, что слишком многие из гостей, и особенно те, кто должен был знать, как надо вести себя на
Никола Пемброук, чья пылкая цыганская красота никогда не вызывала симпатии Элисон, привела с собой мужа, болезненного, хрупкого музыковеда, человека разочарованного и насмешливого, у которого на лице было написано, что он только сейчас вкусил от жизни и обнаружил, что это просто гигантский кислейший лимон.
— Что же вы собираетесь делать теперь, дорогая миссис Пемброук, когда Дискуса не будет? — спросила ее Элисон.
Не дав жене ответить, доктор Пемброук ядовито сказал:
— Ее пригласили в музыкальный отдел этого нового фонда Агамазара. Столь же идиотское занятие, как и тут, в Дискусе.
— Да что вы! — Элисон взирала на них с высот — милостивая Хозяйка Замка. — Там, кажется, сэр Майкл Стратеррик? Не представляю себе, неужели он может интересоваться музыкой, понимать ее?
— Конечно нет. А кто вообще понимает? Но он хотя бы обещал предоставить Никола полную свободу действий.
— И должна сказать, — решительно заявила Никола, — он обаятелен, как никто.
— У Никола слабость к обаятельным мужчинам. — Доктор Пемброук изобразил кислую улыбочку. — Не могу ее упрекнуть — столько лет она меня терпит!
Элисон мысленно согласилась с ним, но вслух сказала довольно холодно:
— Он не в моем вкусе, не нахожу его таким уж обаятельным. Да к тому же я слыхала, что с ним очень трудно сработаться. Посмотрите, что он сделал с Комси.
— Смотреть уже не на что! — объяснил доктор Пемброук. — Комси больше не существует. Как и Дискус.
Между тем сэр Джордж столкнулся с Джун Уолсингем: она явилась сюда из шикарного мира модных журналов, словно сойдя с глянцевой обложки.
— Ну, милый мой, — начала она, — вы бы все-таки поговорили с официантами! Это называется мартини — вермут с водичкой! Наверно, воруют у вас бутылку джина ежеминутно. Ну как же вы поживаете, милый друг?
Потом, вспоминая этот разговор, он подумал, что надо было как-то пойти ей навстречу, показать, что он не хочет притворяться, будто забыл все, что случилось в тот жуткий вечер, после «Зеленого гонга».
Вполне вероятно, что они больше и не увидятся. Злясь на себя, сэр Джордж смотрел ей вслед, когда она пробиралась к выходу, и не обрадовался, когда чья-то рука легла ему на плечо и он очутился лицом к лицу с Хьюго Хейвудом. Он знал, что Хейвуд вот уже с неделю, как вернулся из отпуска, но они не встречались, больше того — избегали друг друга. И теперь Хейвуд стоял перед ним желтый, с мешками под глазами — настоящий распутник. Он привел с собой — какая наглость! — худую женщину, вероятно, актрису, со слишком толстым слоем зеленого грима на веках, в платье, похожем на мешок из-под овса. Даже в этот ранний час язык Хейвуда заплетался, и он невнятным голосом произнес имя женщины — сэр Джордж разобрал что-то вроде «Марго Фалларо». Даже в этой обстановке они оба возмутили сэра Джорджа.