Сэр Найджел Лоринг
Шрифт:
Бретонские рыцари еще не прибыли, и англичане, привязав лошадей по одну сторону луговины, собрались вокруг своего командира. У каждого на груди висел щит, а копья были укорочены до пяти футов, так ими было удобнее пользоваться в пешем бою. Кроме копья у каждого на боку висел либо меч, либо боевой топор. С головы до ног воины были закованы в броню, а на гребнях шлемов и плащах виднелись эмблемы, чтобы можно было без труда отличать своих от чужих. Пока что забрала были подняты, и все весело переговаривались друг с другом.
— Клянусь святым Данстеном! — воскликнул Перси, хлопая друг о друга латными перчатками и притопывая закованными в сталь ногами. — Скорее бы за дело, а то у меня совсем застыла кровь!
— Ничего, вы еще успеете как следует разогреться, прежде чем все кончится, — отозвался Кэлвели.
— Или похолодеть навсегда. Если я выберусь отсюда живым, в эникской часовне затеплятся свечи и благовест разнесется по всей округе, но что бы ни случилось, любезные господа, турнир этот нас прославит и поможет нам в других делах. И каждый из нас, если ему повезет остаться в живых, достойно завоюет славу.
— Вы правы, Томас, — заметил Ноулз, подтягивая пояс. — Сам я не люблю таких турниров во время войны, потому что негоже воину больше думать о собственных удовольствиях и славе, чем о деле короля и благе армии. Но во время перемирия это — наилучший способ провести день. А вы, Найджел, почему молчите?
— Я смотрел в сторону Жослена, славный сэр. Ведь он лежит вон за тем лесом? А там не видно ни того любезного господина, ни всех остальных. Будет очень жаль, если что-нибудь им помешает.
Хью Кэлвели рассмеялся.
— Вам нечего опасаться, юный сэр, — сказал он. — Робер де Бомануар такой человек, что если бы пришлось, он и один бы вышел против нас всех. Ручаюсь, лежи он на смертном одре, он все равно приказал бы принести его сюда, чтобы умереть на зеленом поле брани.
— Это правда, Хью, — подтвердил Бэмброу, — я хорошо знаю и его самого, и его людей. Во всем христианском мире не сыскать тридцати таких отважных и умелых воинов. Я тоже думаю: сегодня, что бы ни случилось, на долю каждого из нас выпадет много славы и почестей. У меня в голове все время сидит один стишок, его пропела мне жена какого-то валлийского стрелка, когда я надел ей на руку золотой браслет — мы тогда только что взяли Бержерак. В ее жилах текла древняя кровь Мерлина, и у нее тоже был дар прорицания. Она сказала:
Между дубом и рекой
В схватке ты, боец лихой,
Древний род прославишь свой.
Вот мне и думается, что я вижу тот самый дуб, а там, позади нас, течет река. Наверное, это предвещает нам удачу.
Во время речи своего господина его исполин оруженосец еле сдерживал нетерпение. Занимая подчиненное положение, он, однако, был среди собравшихся самым опытным и знаменитым бойцом. Теперь он бесцеремонно вмешался в разговор.
— Нам надо заняться делом, — подумать, какую выбрать позицию и как вести бой, а не болтать о Мерлине и слушать всякие бабьи сказки, — сказал он. — Сегодня мы можем довериться только силе собственных рук да оружию.
И мне надо знать, сэр Ричард, какие будут ваши распоряжения на случай, если вы падете в разгар боя.
Бэмброу повернулся к остальным.
— Если этому суждено случится, славные господа, я желаю, чтобы командование принял мой оруженосец Крокварт.
Последовала пауза: рыцари с досадой переглянулись. Молчание нарушил Ноулз:
— Я выполню вашу волю, Ричард, хотя, конечно, нам, рыцарям, обидно служить под началом оруженосца. Впрочем, теперь нельзя ссориться, на это нет времени; к тому же я слышал, что Крокварт — человек достойный и храбрый. И я клянусь спасением души, что, если вы падете, признаю его своим командиром.
— И я тоже, Ричард, — присоединился Кэлвели.
— И я! — воскликнул Белфорд. — Послушайте-ка, там какая-то музыка! А вон за деревьями их знамена!
Все обернулись, опираясь на короткие копья, и молча уставились на жосленцев, выходивших из лесу и направлявшихся к дубу. Первыми на опушке показались три герольда в плащах с бретонским горностаем. Они громко трубили в серебряные трубы. За ними на белой лошади ехал человек исполинского роста со знаменем Жослена в руках — девятью золотыми бизантами* [Бизант — золотая монета, чеканившаяся в Византии в средние века.] на пурпурном поле. Потом появились воины. Они ехали по двое в ряд, пятнадцать рыцарей и пятнадцать оруженосцев, каждый со своим знаменем. Позади на носилках несли престарелого священнослужителя, епископа Реннского; в руках он держал святые дары и елей, чтобы дать умирающим последнюю помощь и утешение матери-церкви. Замыкала процессию огромная толпа мужчин и женщин из Жослена, Гегона и Эллеона и весь гарнизон крепости, безоружный, как и англичане. Голова французской колонны достигла луговины, а хвост только-только показался из леса; когда конец подтянулся, воины спешились и привязали коней к кольям на дальнем конце поля; за этой линией подняли знамя, и люди начали строиться, пока не заслонили всю опушку, где плотной стеной стояли зрители.
Англичане внимательно рассматривали геральдические знаки противника: трепещущие знамена и роскошные плащи говорили на языке, который любой из них легко понимал. Впереди было знамя Бомануара — лазоревое с серебряными поясами. На втором знамени, которое держал в руках маленький паж, был начертан его девиз: «J'ayme qui m'ayme»* [Люблю того, кто любит меня (франц.).].
— А чей это щит позади него — серебряный с пурпурными каплями? — спросил Найджел.
— Его оруженосца Гийома де Монтобана, — ответил Кэлвели. — А там вон молодой лев Рошфора и серебряный крест силача Дюбуа. Лучших противников и желать нельзя. Глядите, вон лазоревые кольца молодого Тинтиньяка, который в прошлый праздник урожая убил моего оруженосца Хьюберта. И да поможет мне святой Георгий, сегодня еще дотемна я ему отомщу.
— Клянусь всеми тремя* германскими королями [В средние века Германия именовалась Священной Римской Империей германской нации, и титул императора немецкий король получал лишь после коронования в Риме. Кроме него титул короля еще при жизни отца носил его наследник. Третий германский король — король Богемии (Чехии и Моравии), вассал немецкого короля (императора).], — буркнул Крокварт, — сегодня нам придется напрячь все силы: я никогда не видывал, чтобы противник собрал столько отличных солдат. Вон тот — это Ив Шерюэль, бретонцы прозвали его Железным; а там — Каро де Бодега, с ним я тоже не раз дрался, у него на пурпурном щите три горностаевых круга. А вон — левша Ален де Каранэ. Помните, он наносит удар с той стороны, что не прикрыта щитом.
— А вон тот невысокий крепкий воин, — спросил Найджел, — у него щит черный с серебром? Клянусь святым Павлом, он, кажется, человек достойный, и сразиться с ним почетно: ростом он, правда, не вышел, зато в плечах косая сажень.
— Это сеньор Робер Рагенель, — отозвался Кэлвели, который уже давно служил в Бретани и хорошо знал бретонцев. — Говорят, он может унести на плечах лошадь. Особенно берегитесь ударов его стальной булавы: нет еще такой брони, что их выдержит. А вот и добрый Бомануар, значит, пора начинать.