Сэр Найджел. Белый отряд
Шрифт:
Найджела, который не оставлял свое место возле Чандоса, стремительно атаковал низкорослый широкоплечий воин на невысокой крепкой кобыле, но тут Поммерс в остервенении поднялся на дыбы и передними копытами поверг лошадь француза на землю. Падая, всадник успел схватить Найджела за руку и увлек его за собой: оба покатились по траве прямо под бьющими копытами, но Найджел оказался сверху, и его короткий меч сверкнул над забралом почти бездыханного француза.
— Je me rends! Je me rends!* [Сдаюсь! Сдаюсь! (франц.).] — только и смог вымолвить тот.
На
Минутой позже он снова был подле Чандоса, и они вместе прорвались через последние ряды доблестного отряда французов, храбро сражавшихся до самого конца. Позади них лежала длинная полоса земли, усеянная телами мертвых и раненых. А впереди по всей широкой равнине, насколько хватало глаз, англичане преследовали бегущих.
Принц натянул поводья, остановил коня и поднял забрало; вокруг него тотчас собралась свита. В воздухе мелькало оружие, раздавались ликующие победные крики.
— Ну так как, Джон? — с улыбкой обратился Принц к Чандосу, утирая потное лицо голой рукой. — Как дела?
— Пустяки, добрый сэр, ушиблена рука и копьем задето плечо. А вы, ваше высочество? Надеюсь, вы остались невредимы?
— По правде сказать, Джон, не представляю себе, как до меня кто-нибудь мог добраться, если с одной стороны были вы, а с другой Одли. Только вот беда, сэр Джеймс ранен, и, боюсь, тяжело.
Доблестный лорд Одли лежал на земле, изо всех щелей его измятых доспехов сочилась кровь. Четверо его храбрых оруженосцев — Даттон из Даттона, Делз из Доддингтона, Фаулхерст из Кру, Хокстон из Уэйнхила, — сами усталые и израненные, но забывшие обо всем на свете, кроме беды своего господина, сняли с него шлем и поливали водой бледное окровавленное лицо.
Одли поднял на Принца сверкающий взгляд.
— Благодарю, ваше высочество, что вы снизошли до столь скромного рыцаря, как я, — произнес он слабым голосом.
Принц спешился и склонился над ним.
— Я высоко ценю вас, Джеймс, — проговорил он. — Сегодня ваша доблесть вознесла вашу славу и доброе имя превыше нас всех, а ваша отвага показала, что вы храбрейший из рыцарей.
— Ваше высочество, — пробормотал раненый, — вы вольны говорить, что пожелаете. А я — я хотел бы, чтобы все было именно так.
— Джеймс, — продолжал принц, — отныне я делаю вас рыцарем своего двора и жалую вам пятьсот марок ежегодного дохода из моей казны в Англии.
— Ваше высочество, — отвечал рыцарь, — да поможет мне Бог оказаться достойным состояния, которым вы меня одарили. Я всегда буду вашим рыцарем, а вот деньги я, с вашего соизволения поделю меж четырех своих оруженосцев — это они принесли ту
Не успел он кончить, как голова его откинулась назад, и он, безмолвный, побелевший, распростерся на траве.
— Скорее воды! — закричал Принц. — Ведите сюда королевского лекаря: я готов потерять много людей, но только не доброго сэра Джеймса. А это что такое, Чандос?
Поперек дороги лежал рыцарь со сбитым на самые плечи шлемом. На его плаще и щите был отчетливо виден герб с красным грифоном.
— Это лазутчик Робер де Дюрас, — ответил Чандос.
— Ему повезло, его уже убили, — сердито заметил Принц. — Хьюберт, положите его на щит, и пусть четверо лучников отнесут тело в монастырь. Там положите его к ногам кардинала и скажите, что это ему приветствие от меня. А вы, Уолтер, поднимите мой штандарт вон над тем высоким кустом и прикажите там же поставить мой шатер, чтобы друзья знали, где меня искать.
Шум от бегущего французского войска и его преследователей уже затих вдалеке, и теперь по полю тянулись лишь группы усталых всадников, возвращавшихся назад. Впереди них брели их пленники. По всей равнине бродили лучники. Они потрошили седельные сумы убитых, снимали с них доспехи или разыскивали собственные стрелы.
Вдруг, когда Принц повернулся, чтобы пойти к кусту, возле которого он приказал разбить свою главную квартиру, позади него раздался страшный шум, и к нему бросилась целая толпа рыцарей и оруженосцев. Они громко спорили и переругивались на английском и французском языках. В гуще толпы, прихрамывая, шел невысокий толстяк в доспехах с золотыми блестками. Он-то и был причиной раздоров: каждый тащил его к себе, и, казалось, его вот-вот разорвут на части.
— Пожалуйста, добрые господа, осторожнее, осторожнее! — умолял он. — Моего добра хватит на всех, зачем же вы так?
Но шум и гам еще усилились, спорящие кровожадно сверкали друг на друга глазами, блеснули клинки. Принц взглянул на коротышку пленника и ошеломленно откинулся назад.
— Король Иоанн! — воскликнул он, не веря своим глазам.
Из глоток окружавших его воинов вырвался торжествующий вопль.
— Король Франции! У нас в плену король Франции! — самозабвенно вопили они.
— Тише, тише, господа, умерьте свое ликование. Он не должен его видеть, ни одно ваше слово не должно причинить ему боль.
С этими словами Принц подбежал к французскому королю и взял его за руки.
— Милости просим, ваше величество! — снова воскликнул он. — Какая удача, что столь доблестный рыцарь побудет с нами некоторое время, раз уж так распорядилось военное счастье! Вина! Вина для короля!
Но Иоанн был зол, лицо его пылало. С него грубо сбили шлем, на щеке у него запеклась кровь. Взявшие его в плен рыцари стояли вокруг, продолжая галдеть и жадно, словно свора собак, которую отогнали от убитой дичи, поедали его глазами. Среди них были гасконцы и англичане, рыцари, оруженосцы и стрелки, и все они толкались и старались пробиться поближе к пленнику.