Сердар
Шрифт:
– О!.. – воскликнул Арджуна после минутного размышления, – это важное сообщение требует быстрого решения. Долг повелевает мне забыть личные оскорбления и просить встречи с Советом семи, чтобы совместно обсудить, как лучше действовать в. таком случае.
И, не теряя ни минуты, он отправил гонца, назначенного для секретных поручений, и указал ему, как проникнуть во дворец Омра, чтобы его никто не заметил. Гонец скоро вернулся и принес ответ на пальмовом листе:
«Пусть браматма не беспокоится! Верховный Совет бодрствует и уведомит его, когда наступит время действовать».
Та же
– Нет, это настоящая измена, – прошептал он, – тогда я буду действовать сам.
Вернувшись к себе, он открыл потайную дверь, скрытую за его кроватью, и вошел в комнату, наполненную местными одеждами – от простого костюма судьи до роскошного одеяния раджи.
Он быстро разделся, натер все тело соком индийского ореха, чтобы придать коже коричневый цвет, надел на голову парик из длинных волос, заплетенных шнурочками, и раскрасил лицо белыми и красными полосами.
Надев затем вместо одежды пояс, сделанный из трех полос хлопка, он взял бамбуковую палку с семью узлами, большие связки зерен сандала и бутылочную тыкву, – превратившись таким образом в «пандарома», то есть пилигрима, продающего разные мелкие вещи, смоченные в священных водах Ганга. Выйдя через потайную дверь, он побежал по улицам, громко крича:
– Шивай! Шивайя! Аппа! Аппа! Вот, вот слуга Шивы, сын Шивы!
Потрясая затем связками, он прибавлял гнусавым голосом:
– Кто хочет, кто хочет зерен сандала, омоченных в священных водах Ганга?
И толпа теснилась вокруг него. Одни покупали несколько зерен из связки, другие, более набожные, целовали следы ног пилигрима. Молодые матери приносили ему своих младенцев и просили благословить их.
А он шел все дальше и дальше к семиэтажному дворцу.
ГЛАВА II
Сэр Джон Лоренс во дворце Омра. – Джеймс Уотсон и Эдвард Кемпуэл – Рассказ начальника полиции. – Повешенный и воскресший Кшиная. – Договор.
Ночь снова опустила свой покров на древний город, взволнованный ненавистью, злобой и местью.
Сэр Джон Лоренс, проведший весь день в приемах, заявил после обеда, что чувствует себя уставшим. Он отослал всех своих секретарей, адъютантов и посетителей и под предлогом отдыха приказал никого к нему не пускать.
С ним остался один только Уотсон, начальник Полиции, и молодой офицер, говоривший на трех или четырех местных диалектах, Эдвард Кемпуэл. Молодой лейтенант был личным переводчиком губернатора и разбирал все дела сам без участия администрации и официальных переводчиков.
– Так как же, Уотсон, – спросил лорд, – какое действие произвел наш декрет на туземцев?
– Мне кажется, сэр, эта мера должна была прежде внушить им страх…
– Неужели вы сомневались, Уотсон?
– Мы никогда не можем знать настоящих чувств индийцев. Касты, предрассудки, религия так разделяют нас с ними, что они нам более чужды, чем какой бы то ни было народ в мире. Хитрые и лукавые, они способны многие годы хранить в тайне заговор и искусно скрывать свои чувства. Тем
– Вы большой пессимист, Уотсон! Мы, напротив, убеждены, что нашего приезда в Биджапур и угрозы действия военного суда достаточно, чтобы внушить им спасительный страх. Наказав несколько безумных голов за преступный нейтралитет во время восстания на Севере, мы надолго установим спокойствие в этой стране.
– Да услышит вас Бог, сэр! Но вы знаете, что я всегда говорю с вами откровенно…
– Продолжайте, Уотсон! Мы потому и расположены так к вам.
– На месте вашей светлости я ограничился бы лишь энергичным преследованием Наны Сахиба. Он мусульманин, то есть принадлежит к роду, который не любят в Индии. Это происхождение вождя восстания помешало всему Декану, – а это более восьмидесяти миллионов человек, – присоединиться к повстанцам Бенгалии. Должен признаться, что только этому мы и обязаны своей победой. Продолжая травить Нану, который не всегда же будет ускользать от нас, ибо мы имеем сведения, что он не покидал Индии, было бы лучше отделить его сторонников от индийцев, поклонников Брахмы, и отнять таким образом у них всякий предлог к новому восстанию.
– У них нет ни вождей, ни оружия.
– Ошибаетесь, сэр! Они в изобилии найдут все это в нужную минуту, и, поверьте, на этот раз Север и Юг, Брахма и Пророк соединятся против нас. Довольствуясь эффектом, произведенным приездом военного суда и декретом об уничтожении общества «Духов вод», я оставил бы эти обе меры в виде угрозы, постоянно висящей над головами индийцев, не прибегая в данный момент ни к каким наказаниям. Но зато я сделал бы все возможное, чтобы захватить Нану. Поймав его, объявите полную амнистию. Затем не принуждайте его унижаться перед вами, чтобы не уронить его авторитет перед своими подданными. Сделайте визит всем четырем раджам Юга. Осчастливленные вашим милосердием, они не захотят больше бунтовать против вас, а, напротив, устроят в вашу честь царское пиршество, и мир водворится в Декане, а следовательно, и во всей Индии.
– Вы, может быть, и правы, но не таково мнение уполномоченного министерства внутренних дел.
– Вполне естественно.
– Что вы хотите сказать?
– Ваше превосходительство будет вторым вице-королем, отозванным за то, что ослушались его советов.
– Вы думаете, Уотсон?
– Разумеется!.. Нам он читает проповеди об энергичных репрессиях, а в тайных корреспонденциях своих в Лондон, которые он посылает поддерживающим его членам парламента и кабинета, восхваляет, напротив, благодеяния политики умиротворения.
– Откуда вы это знаете?
– Это относится к моим служебным обязанностям, сэр!
– А что, если он вас услышит? – сказал, улыбаясь, сэр Джон.
– Ваши уши, сэр, не его уши.
– Но какой ему интерес в этом? – спросил генерал-губернатор с видом полного равнодушия.
– Эх, сэр!.. В индо-британской империи есть только одна корона вице-короля.
– У вас злой язык, Уотсон, – отвечал сэр Лоренс, закуривая сигару. – Не желаете ли?
– Если позволит ваше превосходительство…