Сердар
Шрифт:
На рассвете следующего дня над укреплениями Гаурдвара поднялся парламентерский флаг. Сердар вызвался сам пойти в крепость, чтобы узнать предложения англичан и передать им условия осаждающих.
Посредничество его было принято, и Сердар один, без всякого оружия, пошел в крепость, где его тотчас же провели к коменданту, с которым он решил говорить без свидетелей.
Волнуясь, входил он в кабинет майора.
– Муж Дианы, – прошептал он и несколько минут молча смотрел на него.
– Очень благодарен вам, что вы согласились взять на себя такое тяжелое поручение, но мне кажется, нам легче было бы сговориться, если бы они послали одного из туземных вождей.
– Увы, майор! – отвечал Сердар. – Я не могу и не хочу убаюкивать вас надеждами. Немного погодя я сообщу личные побуждения, заставившие меня принять на себя эти переговоры. В настоящее же время я в кратких словах передам вам условия индийских вождей. Весь гарнизон, со всем оружием и имуществом, должен сдаться на милость осаждающих.
– Согласиться на это мы не можем, если наша жизнь не будет гарантирована.
– Вы слишком хорошо знаете, что индийцы всегда готовы согласиться на любые условия, а затем не выполнить их. На этот раз они даже обманывать вас не желают, они прямо отказываются гарантировать жизнь кого бы то ни было из вас.
– В таком случае мы будем защищаться до конца.
– На вас даже нападать не будут, и дня через три вы умрете от голода.
– Лучше это, чем смерть от пыток.
– Вам не избежать пыток. Сипаи возьмут крепость, когда ни один солдат не в состоянии будет держать оружие.
– И вы, цивилизованный человек, согласились передать нам эти предложения?
– Я сделал все возможное, чтобы смягчить их, но страшная резня в Гаурдваре, когда погибли тысячи женщин и детей, сделала бесполезным все мои старания.
– Увы! Никто больше меня не оплакивает этой трагедии, и, командуй я в это время Гаурдваром, я не допустил бы возможности совершиться такому гнусному злодеянию.
– А! – воскликнул с радостью Сердар. – Я знал, что вы не способны на такой поступок.
– На каком основании вы могли подозревать меня и на каком оправдывать? Вы ведь не знаете меня.
– Это моя тайна, но я был уверен, что вы честный и благородный человек. Поэтому я с величайшей радостью говорю вам: Сердар потому лишь согласился взять на себя это поручение, чтобы иметь возможность сказать вам, что он пришел в лагерь с целью спасти вас.
– Что вы говорите! Благодаря вам жизнь наша будет спасена… Верьте моей признательности…
– К сожалению, я должен вас разочаровать и рассеять ваше заблуждение… Вы меня не поняли. Я пришел спасти только вас и никого больше спасти не могу.
– В таком случае мне остается ответить вам только одно, и вы, конечно, не удивитесь этому после того, как сказали сами, что я честный и благородный человек. Я отказываюсь от спасения, предлагаемого вами: или спасение, или смерть, но вместе со всеми.
– Но ведь невозможно то, что вы говорите.
– Это мое последнее слово.
– И однако, – продолжал Сердар нерешительно, – у вас должны быть обязанности: жена, дети…
– Ах, не говорите мне о них, не лишайте меня мужества… Зачем мне сохранять для них бесчестного мужа и отца?!
«Да! – подумал Сердар. – Какого прекрасного мужа избрала себе моя Диана!.. Но я спасу его против его воли…»
И он продолжал громко:
– Утро вечера мудренее, майор, и завтра…
– Завтра, как и сегодня, вы не получите другого ответа от меня.
– Я не то хотел сказать.
– Объясните тогда, я вас не понимаю.
– Я так тронут величием вашей души, что хочу употребить весь день и ночь на то, чтобы отговорить индийских вождей от принятого ими решения.
– О, если вы это сделаете…
– Постарайтесь только, чтобы ваши люди, несмотря на свои страдания, не сделали какой-нибудь неосторожности и терпеливо ждали до утра.
– За это я вам отвечаю.
– До завтра… я буду у вас в этот же самый час.
– Дай Бог вам успеха!
– Я надеюсь на успех этой ночью.
Сердар поспешно вышел из крепости. Отказ майора заставлял его изменить все сделанные им приготовления.
Передав индийским вождям ответ майора в несколько измененном виде: «гарнизон просит разрешения подумать до завтра», он поспешил в свою палатку, где заперся с Нариндрой, Сами и двумя махратами. Совещание длилось очень долго.
День прошел, как и накануне, в похвальбах со стороны индийцев и в сдержанных жалобах со стороны англичан. Проливной дождь, шедший несколько часов, настолько наполнил водоемы в крепости, что люди могли удовлетворить жажду и с этой минуты с большим мужеством переносили страдания.
Наступила ночь, последняя для гарнизона Гаурдвар-Сикри. Густые черные тучи, собравшиеся вначале на горизонте, покрыли постепенно весь небосвод.
Лагерь индийцев, которым надоело развлекаться, был погружен в темноту. Стаи шакалов бродили перед городскими укреплениями, как бы предчувствуя обилие мяса, и зловещее тявканье их порою смешивалось с жалобными стонами умирающих от голода.
Один в своем кабинете, майор приводил все дела в порядок и запечатывал конверты с завещанием и семейными бумагами. Затем он снял с шеи медальон, в котором находилось изображение женского лица, и, покрывая его поцелуями, прошептал:
– Ты, конечно, одобришь мой поступок, милая и благородная женщина? Не краснела бы ты разве за меня, узнав, что я был способен покинуть своих солдат ради спасения собственной жизни? Я завещаю своим детям неувядаемое воспоминание о моей верности чести офицера.
Не успел он закрыть медальон, как послышался легкий шум. Он обернулся и, несмотря на свое хладнокровие, вскрикнул от удивления: четыре совершенно голых индийца вошли в комнату и с быстротою молнии бросились на него.
В одну минуту они повалили его на пол, заткнули рот и обмотали веревками, чтобы он не мог кричать и сопротивляться. Затем двое из них взвалили его себе на плечи и бегом вынесли вон.