Сердца Лукоморов
Шрифт:
Бросились за мальчиком наёмники. Но мальчик с кочки на кочку пошёл по болоту. Бегом помчались ослепленные близкой удачей наёмники, но как ни бежали они, не могли догнать мальчика. Казалось - вот он, рядом, но только руки протянут, только за край рубашки мальчика ухватятся, он опять на расстоянии от них на кочке стоит.
Ослепли от ярости преследователи. Совсем головы потеряли, бросились за мальчиком, и невдомек им, что это Колдун мальчиком обернулся, по болоту их водит, морочит, как может.
Долго так водил он их, но потом устал. Старость своё взяла.
Пошёл Колдун прямиком к Черной
Остальные едва выбрались и совсем озверев бросились за нами.
Стали настигать нас.
Остановился Колдун и сказал такие слова:
– Царь Тимофей, отец твой, ни в коем случае не велел тебя в руки Демонов отдавать. Но не могу я тебя погубить. Рука не поднимается. И клятву свою нарушить не могу: близко наши преследователи, а у меня сил не осталось. Вот что я решил: быть тебе Оборотнем. До тех пор, пока Сокровища Царей Болотных не отыщешь.
– Где же я отыщу Сокровища эти?
– изумился я.
– Не все знаю, - вздохнул Колдун.
– Ведаю со слов отца твоего, что, как будет тебе девятнадцать лет, нужно тебе Пришельца встретить, потом всех, кто по зароку нужен, вместе собрать, а потом идти искать Павловский Дворец. Там ключ ко всем тайнам хранится. Так отец твой мне сказал, и так тебе передать наказывал.
Превратил меня Колдун в Серого Волка. Стал я Оборотнем, и бегал в этом обличии по болотам до девятнадцати лет, пока не встретил Пришельца. Вот и всё, что я знаю...
Иван - Болотный Царевич замолчал.
– Выходит так, что нам нужно идти Павловский Дворец искать? поскрипел палицей в затылке Черномор.
Он сделал это так яростно, с таким скрипом, что я, кажется, догадался, почему при такой богатой бороде он абсолютно лыс. Оставалось только удивляться, как он до сих пор не проскрёб дырку в могучем черепе.
– Выходит, что так, - развёл руками Иван Болотный Царевич.
– Ничего другого про Сокровища я не знаю.
– А что?
– погладил бороду повеселевший Буян.
– Это уже кое-что, а не это самое: пойди туда, не знаю куда. Известно хотя бы куда идти и что конкретно искать.
– И что же ты конкретно искать будешь?
– осведомился у него ехидный скоморох.
– Ты что, не слышал?
– удивился бывший тысяцкий.
– Дворец Павловский. Ясно же сказано, что именно там ключ ко всем загадкам. Там, наверняка, и Сердца Лукомров, и Сокровища Царей Болотных хранятся. Ты будто не слышал, что Иван Болотный Царевич рассказывал?!
– Я-то слышал, - хмыкнул скоморох, неприязненно поглядывая на Ивана Болотного Царевича.
– Да только кто его видал, Дворец этот самый? Где ты его искать собрался? Этот Дворец найти не легче, чем Сокровища. Да и кто сказал, что этот серый волчара - Царевич? Кто знает, что он - Царевич? Кто за него поручится? Если он - Болотный Царевич, тогда я - Царь Ермошка, который играл на гармошке. Или этот, как его, Царь Гвиндон, который не любил макарон, или Царь Еркал, который блины в какашки макал, во! Чем я хуже этого Ивашки? Заплатами на рубашке? Почему меня другим аршином всяк мерит, почему мне никто не верит, что я - Царь?! Чем я хуже? Тем, что в животе этого толстого серого уже?
– Какой же ты Царь?
– хохотнул простодушный Медведь.
– Тебя всяк знает. Ты - скоморох Яшка, кто тебе поверит, что ты - Царь?
– Вот то-то, что меня все знают!
– торжествуя закричал Яшка.
– А почему все сразу поверили, что Иван - Болотный Царевич?! Его кто знает? А я говорю - Оборотень он. Обычный Оборотень! Я его сразу раскусил!
– Я тебе не денежка, чтобы меня раскусывать!
– рассердился Иван Лесной Царевич.
Я представил себе, как Яшка раскусывает денежку, не удержался, и фыркнул.
– А ты чего смеёшься?!
– напустился на меня Яшка.
– Что я смешного сказал?!
– Я про денежку смеюсь, представил себе, как ты её перекусываешь.
– Ты, парень, зря смеёшься, - с улыбкой вступил в разговор Буян. Это выражение, "раскусить человека", а ещё "знать назубок", действительно пошло от того, что монеты на зуб пробовали. Деньги бумажные много позже железных появились. И стоили медные, серебряные, и тем более, золотые деньги очень дорого. Много было фальшивомонетчиков. Отличить же фальшивую монету можно было на прикус, на зубок. Фальшивая монета либо гнулась, либо на ней оставались вмятины от зубов, следы от прикуса. Вот так-то.
– Ладно о всякой ерунде разговоры разговаривать, - вмешался воинственно настроенный Яшка.
– Вы специально меня заговорить хотите, чтобы я про этого серого Оборотня молчал. А я не буду молчать. Не верю я ему! Кто за него поручиться может?!
– А если я за него поручусь?
– вкрадчиво спросила моя Царевна, подойдя к скомороху.
– Мне ты поверишь, скоморох Яша?
Тот замолчал, словно поперхнулся, глупо хихикнул, почему-то ещё и покраснев при этом.
Со всеми, с кем заговаривала моя Царевна Лягушка после чудесного превращения, происходили странные вещи. Те, к кому она обращалась, стремительно глупели, начинали смешно и глупо хихикать, ни к месту и невпопад подмаргивать, краснеть, бледнеть, терять дар речи, нести дикую околесицу и вести себя как маленькие детишки.
Стоит ли говорить о том, что с неё никто глаз не спускал. Все так и сидели, дружно повернув головы в её сторону, до слёз вытаращив глаза, словно моргнуть боялись.
Каково же было мне? Я места от глупой ревности не находил. А с другой стороны понимал, что положение моё совершенно идиотское. Ну, какая она мне на самом деле жена? У неё даже паспорта нет. Как я её домой приведу, если, конечно, выберусь когда-нибудь с этого болота. Что я в таком случае скажу маме?
– Здравствуй, мама, я жену с болота привел. Она - Лягушка...
Представляю, что с моей мамой будет! Да и зачем я такой красавице нужен? К тому же она на меня должна смертельно обидеться за то, как я себя с ней вёл, когда она была в лягушачьем обличии.
Я вспомнил про это и покраснел так густо, что мне показалось, что я слышу треск вспыхнувших от моего пламенеющего лица волос на голове.
– Поручиться, девонька красавица, за него, разумеется, можешь, вздохнул, прерывая общее молчание и отводя взгляд в сторону, Черномор. Только для начала сказала бы, кто ты сама по себе есть. Как же ты за кого-то другого ручаться будешь, если мы про тебя ничего не ведаем.