Сердца Лукоморов
Шрифт:
– Что ж, - согласился Буян.
– Давайте сюда верёвки.
Нашли две верёвки, сделав на них петли. Одну из них взял Буян, другую Медведь. Накинув веревку на гибкую березу, Буян с силой наклонил березу к земле, согнув ее в дрожащую от напряжения дугу. То же самое Медведь проделал с соседней березой.
Испуганного и визжащего Шемяку повалили на землю и привязали за ноги к одной из верёвок, которую продолжал удерживать Буян, иначе бы береза выпрямилась, и Шемяка улетел бы в небеса. Медведь подтянул вторую верёвку свободным
– Берись за веревку!
– приказал Буян Шемяке, перепуганному приготовлениями.
– Не буду!
– извиваясь по земле, завопил тот.
– Берись, или отпущу! Улетишь в небо!
Шемяка ухватился за вторую верёвку и в ту же минуту Буян и Вепрь отпустили верёвки.
Берёзы рванулись вершинами вверх, растянули завопившего от страха и боли Шемяку
– Ну вот, Шемяка, твой последний суд, - сказал, отряхивая руки, Буян.
– Жить тебе осталось ровно столько, сколько сил твоих хватит верёвку удерживать. Так что оплакивай свою подлую жизнишку. А мы пошли.
– Помоги мне, сынок, я сама не справлюсь, - обратилась ко мне Макаровна, указывая на дверь в крыше.
Я наклонился, очистил дверь ото мха, но она разбухла от сырости, я никак не мог подцепить её, а ручки на ней не оказалось.
– Дай я попробую, - тронул меня за плечо Буян.
Я отошёл в сторону, а Буян достал меч и подцепил дверь, использовав меч как рычаг. Раздался противный скрип проржавевших от болотной сырости петель и перед нами распахнулась чёрная дыра, из которой дохнуло спертым тяжёлым запахом плесени и застоявшегося воздуха.
– Двери закройте!
– прогудело из темноты.
– Холодно! Дууует!
– Дует ему!
– возмутилась Макаровна.
– Лежебока несчастный! Как ты не задохнулся?!
– Мне тута теплооо!
– зевнула избушка.
– А вы дуете. Может, не нужно в гости ко мне ходить?
– Вот лодырь, - ворчала Макаровна.
– На нас Шемяка напал, чуть не поубивали всех, а ты даже не шевельнулся!
– Я шевельнулся, - отозвалась избушка.
– Я бы помог, только сапог долго искал.
– Нашёл сапог?
– спросил ехидный Яшка.
– Неее, - вздохнула избушка.
– Не нашёл.
– Потерял, что ли?
– насмешливо поинтересовался скоморох.
– Да нет, не потерял, - последовал очередной вздох.
– Здесь он где-то, сапог. Не успел найти. Я заснул.
– Во даёт!
– восхитился скоморох.
– Что же это там за чудо проживает?
– Слезешь в избу, - сам увидишь, - пообещала Макаровна.
– Тогда я полез, - подхватился любопытный скоморох и первым сунулся лезть в чёрную дыру.
Он пошарил в пустоте ногой, ничего не нашёл и спросил в темноту:
– Тут хотя бы лестница есть?
– Была, - равнодушно отозвалась, зевнув, избушка.
Скоморох шарил-шарил ногами в темноте, пытаясь нащупать ступеньку, да так и загремел вниз, соскользнув с заросшей мхом крыши.
Раздался жуткий грохот, брань и жалобные охи скомороха.
– Что ж ты говорил, что лестница есть?!
– закричал он возмущённо в темноте.
– Нет никакой лестницы!
– Я не говорил, что она есть, - раздалось ему в ответ.
– Я сказал, что была лестница. Она вчера рухнула.
– Это почему же она вчера рухнула?
– спросил, охая, скоморох.
– Сгнила, наверное, - подумав, ответила избушка.
– Постояла да и сгнила. Время её пришло сгнить, вот она и сгнила. И рухнула. Ну а потом ты рухнул.
– Ты хоть лучину запали, ничего не видно в потемках. У тебя дрова есть? Холодно здесь, как в погребе.
– Не, нету дров у меня.
– А печка у тебя есть?
– начал сердиться скоморох.
– Зачем мне печка?
– испугалась этого вопроса избушка.
– Если печка в избе будет - надо дрова колоть, куда-то ходить за ними, а мне лениво. Без печки лучше - забот меньше.
– Мне бы твои заботы!
– восхитился скоморох.
– А чего?
– зевнула избушка.
– Живи. Места хватит. Ищи на полу овчину, залезай под неё и лежи себе, спи.
– Давно ты вот так лежишь?
– ехидно поинтересовался скоморох.
– Лет тридцать, наверное, - зевнула избушка.
– У тебя что - ноги не ходят?
– посочувствовал Яшка.
– Да кто их знает? Я не пробовал ногами ходить.
– Так ты попробуй!
– Да ну, мне лениво!
– Ну что вы стоите?
– кивнула нам на дыру Макаровна.
– Так мы еще год простоим. Полезайте!
– Отпустите меня!
– взмолился Шемяка, посиневший от натуги, с трудом удерживая веревку в руках.
– Зачем? Ты скоро сам себя отпустишь, - без тени сожаления отозвался Буян.
И первым полез в двери. Он повис на руках и спрыгнул внутрь. Следом за ним полез Медведь, внизу в темноте посыпались искры, запалили лучину, и тут же завопил скоморох:
– Помогите! Я ослеп! Я ничего не вижу!
– Дурья твоя голова, Яшка!
– пробасил со смешком Буян.
– Что же ты увидеть хочешь? Ты головой в чугунок нырнул, да так он у тебя на голове и остался. Сними его, сразу всё увидишь.
Запалив лучину, наши друзья пододвинули под двери стол, на который мы все по очереди и спрыгнули. В избушке было пусто, если не считать стола, да огромного детины возле стенки, который лежал под овчинами, подогнув колени. Ноги он вытянуть не мог, такой был громадный.
– Как только тебе, Илья, не стыдно?!
– напустилась на него суровая Макаровна.
– Добрых людей чуть Шемякины воины не посекли, а ты даже не шевельнулся!
– Я шевельнулся!
– обиделся Илья.
– Я хотел выйти. Я даже сапог нашаривать стал! И вообще, добрые люди по болоту не шляются. Добрые люди дома сидят.