Сердца. Сказ 3
Шрифт:
– Что значит «полезной для Богов»? – не унимается новенькая.
Я одариваю ее скучающим взглядом, должным означать: мне надоела и наша беседа, и ты в особенности.
– Об этом нашепчут сёстры, – ядовито улыбаюсь я и велю подняться. – И правила расскажут они.
Так лучше – всегда. Не говорить самому, а позволить пуганному люду отзываться о тебе как о монстре. Пускай поверит в легенды.
И я изучаю девочку: выведываю её умения и предпочтения и вместе с тем внимаю багрянцу на щеках. И она открывает свои умения и предпочтения и в предвкушении скорого знакомства с важными божками закусывает
Предупреждаю: до божков я продам её невинность на торгах. Аделфа вдруг притупляет взор. О, да ну тебя…! Не может быть!
Хватаю её за лицо и в который раз направляю на себя.
– Ты хочешь мне что-то сказать?
– Нет-нет, совсем нет.
– Признавайся, Аделфа.
– Ничего.
Прогуливаюсь по шее и, робко накрутив волосы, прошу поведать правду. Беспокойство девочки неумело отражается во взгляде. Я научилась подмечать эти детали. Аделфа выпаливает что-то скудное себе под нос, и тогда я швыряю её из стороны в сторону, держа за волосы. Девочка поднимает вой и взахлёб выдаёт, что делила постель с мужем, но мать, не зная того, указала в письме к Хозяйке Монастыря не пятнанную честь и безукоризненную чистоту дочери.
Прекрасно.
Прекрасно, Аделфа!
Пригреваю девочку пощёчиной и с криками выгоняю из кабинета. Пока только из кабинета. Для большего следует остыть и подумать. Хочу воскликнуть: «На кой чёрт ты сдалась, если тебя нельзя продать?», но вместо того выдаю:
– Монастырь избрал тебя как достойную! Понимаешь ли ты смысл этих слов? Как прекрасную и чистую, способную одарить одного из богов небесного пантеона – едино зримых богов – своей красотой и невинностью. А ты, как оказывается, обыкновенная продажная девка, не должная ступать вровень с моими послушницами. Ты ниже. Ты делала это запросто так, глупо и опрометчиво.
Проклинаю семью Аделфы и ругаю мать Аделфы: в чём проявлялась людская вера, если они направили ко мне порченный товар? Не дар, а наказание! И Аделфа с молитвами бросается ко мне, дабы выплакать прощение. Что угодно – только бы я не трогала семью…
Из расспросов становится известно, что мужем её назывался глупый ровесник-сосед, с которым Аделфа заручилась создать крепкую семью и сделать пару детишек, однако сама Аделфа и пошла на попятную, когда узнала: мать отправляет её в Монастырь. Молодые супруги (язык не поворачивается окрестить детей подобным) разругались: Аделфа отдалась мечтам знакомства и ублажения богов, а муж её поклялся разнести молву по всей деревне и далее – в Монастырь приняли противоречащую правилам и обязательствам.
– Урок первый, – говорю я. – За ошибки твои отвечать будут, в первую очередь, родные тебе люди, затем – ты сама.
Потому я отправляю в родную Аделфе деревню конвой: с поручением найти изменника, посягнувшего на честь послушницы Монастыря. Девочка в который раз бросается ко мне и интересуется судьбой мужа.
Прижигаю:
– Мужа! Как ты смешна. Помнится, ты избрала Монастырь и истинную веру в Богов.
– Так и есть, Матерь! – восклицает Аделфа.
– А муж твой – предатель, раз посягнул на послушницу, раз посягнул на принадлежащее богам.
– Но мы не знали…
– Урок второй, – роняю я. – Прежде действий должна идти мысль. Иначе ответ будет потребован со всех упомянутых лиц.
Конвой загружается, и водитель ступает ко мне с расспросами о деле. Отдаю поручение найти и убрать неверующего изменника. Аделфа плачет, причитая, что муж её верующий и ни за что бы на измену не пошёл.
– Он делил постель с послушницей Монастыря, а все послушницы принадлежат Богам и служат вере небесному пантеону. Верно?
– Верно! – горько соглашается девочка и падает на подушки, орошая их и кабинет всхлипами.
Девочка только явилась и сколько с ней уже бед… Привожу несчастную в чувства очередной пощёчиной.
– Что мне с тобой делать? – ругаюсь я. – Боги прознают, что Хозяйка Монастыря нечестна с ними, хотя это не так. Вот твой подарок для Матери, да? Поруганная честь?! Следовало избавиться от тебя! – грожу следом. – Ты нарушила условия подписанного тобой договора, ты заслужила наказания!
И Аделфа уверяет, что впредь будет самой лучшей из послушниц: она желает ею быть и не подведёт; просит простить и заступиться пред богами – те послушают, ибо уважают Хозяйку Монастыря. А я мысленно отменяю грядущие торги; товар, на который я ставила, прибыл с дефектом. Так себе новость…
– Прочь.
Однако прогоняю её не из Монастыря, а из кабинета. И вдогонку швыряю, чтобы юная не смела с кем-либо из послушниц обсуждать возникшую ситуацию и некоторые её особенности.
– Сплетни – зараза. Подхватил один и знают все. Береги себя.
Я наслаждаюсь последующим одиночеством и выкуриваю очередной садовый букет. В свежих, недавно доставленных письмах, обнаруживаю весточку от Гектора – с пожеланиями хороших дел, лёгкой дрессировки и послушных кошек, приглашения на празднество от Похоти и Страсти и на панихиды Богини Плодородия (а я, право, думала, она переживёт всех нас; уходить с иссохших земель этой старой карге не хотелось) и пустой конверт, подписанный Богом Смерти (он ничего не говорит, лишь напоминает о себе).
К концу недели через Монастырь проедет важное лицо: транспортировкой его занимаются тайно, без лишних глаз; чем не прикрытие – очередная машина близ никогда не скучающего борделя?
На следующей неделе – поставка в Полис: дурь и приправы, приправы и дурь. Избито, но приятно.
Ещё в какой-то из дней явится некий посетитель (не из пантеона, но прикинувшийся одним из его представителей), и потому я должна буду запустить государственных дельцов для устранения опасной личности. Об этом я знала лишь в общих чертах, да и меня особо не волновало кто и за кем явится, кто и кого уберет. Главное – заплатить и постараться сделать всё чисто (без моего участия, разумеется), ибо лишний стресс добавлял монастырским кошкам морщин.
– Матерь, – рокочет тонкий голосок за дверью, – разрешите?
Я велю зайти и взглядом встречаюсь с Аделфой.
– Снова ты?
– Простите за беспокойство, Матерь. Я…хотела вам кое-что сказать.
Вот девочка и сдаёт свои принципы (не сплетничать и не наговаривать), придя со свежими новостями из блудных спален. Иначе для чего? Следует поощрить действия юной, а потому я расслабляюсь – в лице и жестах – и приглашаю сесть подле. Аделфа благодарит и ёжится меж кожаных подушек.
– Внимательно тебя слушаю.