Сердце Ангела. Преисподняя Ангела
Шрифт:
– Это наше дело.
– Так как же я помогу, если не знаю даже, что вам надо?
Я взял из буфета три кружки и рядком поставил на стол.
– Темнишь?
– А с чего мне откровенничать? – Я выключил газ и разлил кофе по кружкам. – Я, кажется, в полиции пока не служу.
– Так. А теперь послушай: я звонил этому болтуну адвокату. Тут ты, похоже, нас обошел: ты можешь молчать, а я тебе ничего не могу сделать.
Я прихлебнул кофе, с наслаждением вдохнув ароматный парок.
– Я уважаю закон, лейтенант.
– Рассказывай! Для таких, как ты, закон – фиговый листок. Ну ничего, скоро где-нибудь проколешься, я тебе тогда не спущу.
– У вас кофе остынет.
– Да иди ты со своим кофе! – рявкнул Стерн. Оскалив кривые желтые клыки, он сшиб со стола обе кружки, да так, что они отлетели к противоположной стене и осколками брызнули по всей кухне. Стерн задумчиво оглядел кофейное пятно, как эстет, разглядывающий авангардистскую картину.
– Нехорошо получилось, – заметил он. – Ну ничего. Я уйду – твоя обезьяна подотрет.
– И когда же вы изволите удалиться?
– Когда сам решу.
– Ну и ладушки. – Я взял кружку, ушел в гостиную и сел на диван. Стерн смотрел на меня как на зловонную лужу, в которую он по нечаянности наступил. Деймос изучал потолок.
А я попивал себе кофе и не обращал на них никакого внимания. Деймос попробовал было что-то насвистать, но стыдливо умолк после четырех фальшивых нот. Я уже начал подумывать, что скажу друзьям, если они вдруг нагрянут в гости.
Можно так: «А что? Я всегда держу в доме пару полицейских. Они забавней, чем попугайчики, да и грабителей можно не бояться».
– Ладно, пошли на свежий воздух, – прорычал Стерн.
Деймос прошествовал мимо меня с таким видом, будто сам это придумал.
– Вы только подышите, и сразу обратно! – сказал я.
Стерн надвинул шляпу на лоб.
– Погоди, допрыгаешься еще.
Выходя, он так саданул дверью, что в холле обрушилась со стены литография Курьера и Ива [47] .
47
В девятнадцатом столетии Курьер и Ив выпускали
Глава 35
Стекло в рамке треснуло застывшей молнией, зигзаг прошел как раз между побелевших от напряжения кулаков Великого Джона Л. Салливана и Джейка Килрейна [48] . Я повесил литографию обратно на стену. В дверь негромко постучали.
– Заходи, Этель, там не заперто.
Епифания, все еще в своей рваной косынке, заглянула в щелку.
– Они совсем ушли?
– Совсем-не совсем, но сегодня уже больше не явятся.
Епифания занесла в холл ведро и швабру и закрыла дверь. Потом прислонилась к косяку и рассмеялась, но в голосе ее слышались истерические нотки, и, обняв ее, я почувствовал, что она вся дрожит под тоненьким халатом.
48
Джон Л. Салливан и Джейк Килрейн – знаменитые боксеры девятнадцатого века. Возможно, на литографии запечатлен «бесперчаточный» поединок 8 июля 1889 года, в котором победил Салливан. В те времена бокс был еще запрещен во всех 38 штатах.
– Ты у меня молодец, – сказал я.
– Подожди, ты еще не видел, как я туалет отдраила!
– Ты где была?
– Сидела на черной лестнице, пока они не ушли.
– Есть хочешь? У меня там кофе готов, в холодильнике есть яйца.
Мы приготовили завтрак – трапезу, которую я обычно пропускаю, – и пошли с тарелками в гостиную.
– Они тут ничего моего не нашли? – спросила Епифания, макая тост в яичный желток.
– Да они и не искали особенно. Один только в дипломат мой залез. Нашел там, кстати, одну штуку из квартиры Крузмарк, только не понял, что это такое. Да я и сам-то не знаю.
– Можно мне посмотреть?
– Смотри. – Я встал и принес ей карточку.
MISSA NIGER
Invito te venire ad clandestinum ritum…
– Это, – она держала карточку, словно выпавшего ей туза пик, – это приглашение на черную мессу.
– Куда?
Конец ознакомительного фрагмента.