Сердце Аримана
Шрифт:
– Перестань хвалиться своей мудростью, - сказал Конан.
– Лучше не крути и не морочь мне голову своими тайнами, а расскажи, что ты знаешь о талисмане.
– Доподлино лишь одно: в нужное время он будет у тебя в руках. Не беспокойся, мой владыка, я не пытаюсь ни утешить, ни обмануть тебя; я говоорю правду!
– А если нет?
– Тогда… - взгляд шемита устремился к раскрытой шкатулке у его колен.
– Тогда я проглочу эти три огромных камня и сдохну в мучениях! Умру на твоих глазах! Ибо я не беру платы зря, мой господин.
Конан вздохнул, в свой черед посмотрел на три больших рубина и на четвертый, с горошину, затерявшийся меж ними, и произнес:
– Ну, Нергал с
Глава 12. На рубеже Офира
Строй закованных в сталь воинов перегородил равнину.
Здесь, в холмистой степи, сходились границы трех держав. Отправившись на север, путник за три дня мог достичь стен Бельверуса, немедийской столицы; на северо-западе лежали аквилонские города, Шамар на Тайборе и Тарантия, раскинувшаяся на берегу Хорота; а если двигаться на юго-восток, то вскоре над горизонтом должны замаячить башни древней Ианты, первого и богатейшего из городов обильного золотом Офира. До Ианты было ближе всего - два дня пути; и туда Конан, король Аквилонии, собирался вести свое войско.
Сорок шесть тысяч бойцов замерли перед ним, ожидая сигнала боевых труб и барабанов.
В центре стояли пешие гандерландские легионы, непобедимая пехота гандеров, коей не было равных в хайборийском мире. Впереди - щитоносцы, с широкими мечами в полтора локтя и прямоугольными щитами, что прикрывали воинов от подбородка до коленей; они казались стальным змеем из множества сегментов, вытянувшим свое огромное бронированное тело поперек равнины. Над его чудовищным туловом сверкали короткие и длинные шипы; короткие - оружие меченосцев, двуручные клинки и секиры на дубовых рукоятях, длинные - древки с наконечниками в две ладони, торчавшие словно иглы ежа над шлемами копейщиков. Недвижно и грозно стояли гандерландцы; стая волков, знающих себе цену, уверенных в собственной силе, но покорных повелениям льва.
На флангах и за гандерландскими легионами собралась в три плотных квадрата конница. Половину ее составляли рыцари, воины из благородных аквилонских родов, сидевшие на могучих жеребцах; щиты у них были круглыми, шлемы - высокими и украшенными плюмажами из перьев, пики достигали девяти локтей в длину, мечи, боевые топоры, молоты и палицы позволяли сечь и бить с седла. Доспехи, прикрывавшие всадника и коня, делали их почти неуязвимимы, ибо немногим супротивникам удалось бы пробить панцирную пластину, кольчугу под ней и толстую кожаную куртку рыцаря или покрытую железной чешуей попону скакуна. Это конное воинство было цветом Аквилонии, символом ее могущества и непобедимости; никто, исключая стойких гандерландцев, не мог выдержать удара этих конных бронированных тысяч, подминавших любого противника будто гигантский каменный жернов, пущенный с высокой горы.
Позади строя рыцарей располагалась легкая кавалерия, набранная из жителей плодородных равнин, что лежали на западе страны, меж Хоротом и рекой Ширкой. В тех краях паслись табуны лошадей аквилонской породы; не столь резвые, как туранцы, эти скакуны были, однако, крепкими, длинноногими и выносливыми. Скотоводы, что разводили их и поставляли королю, и сами охотно шли в войско; с детства привычные к седлу, они становились отличными кавалеристами, конной волной второго удара, что катилась вслед за бронированными рыцарями, добивая дротиками и легким своим оружие рассеянные орды врагов или преследуя его, если противник отступал или ударялся в бегство.
Меж тремя конными региментами и дальше, за ними, растягивая вторую линию войска до шести или семи тысяч локтей, располагались пешие отряды легковооруженных. Были тут пехотинцы-дротикометатели из-под Шамара, Танасула, Галпарана и других городов; облаченные в легкие шлемы и доспехи из бычьей кожи с металлическими пластинами на груди, они прикрывались небольшими, но прочными щитами и, кроме десятка дротиков, были вооружены мечами - такими же короткими, широкими и губительными, как у гандерландских щитоносцев. Были тут арбалетчики, набранные под Тарантией, в королевском домене - рослые светловолосые и светлоглазые хайборийцы, потомки племен, сокрушивших некогда твердыни Ахерона. Каждый нес тяжелый самострел и три дюжины железных болтов, способных пронизать дубовую доску с расстояния двухсот шагов. Кроме стрелкового оружия, имелись у арбалетчиков еще и длинные кинжалы, топорики с двумя лезвиями, крюком и острием, перевязи с метательными ножами и шипастые кистени.
Были тут и знаменитые боссонские стрелки со своими огромными луками, метавшими стрелы на тысячу локтей; они выпускали снаряд за время трех вздохов, и никто на всем просторном Гирканском материке, никто от Западного океана до Восточного, не умел метать стрелы быстрей, дальше и точнее. Но боссонцы были не только непревзойденными лучниками; они, жители Пограничья, закаленные в схватках с пиктами, не боялись и рукопашной схватки. Щитов у них не имелось, ибо щит - помеха лучнику; но секиры и клинки в их руках косили врагов с той же губительной силой, как ливень длинных стрел с гусиными перьями и гранеными наконечниками. Боссонцы, как и гандеры, были упрямым народом и не ведали, что такое отступление и бегство; они дрались, побеждали либо умирали, и строй их был подобен крепостной стене, скрепленой черным железом.
В третьей линии войск стояли отряды отборных мастеров - тех, что способны вырубить дорогу в лесах и скалах, снести холм и выкопать ров, выстроить мост или подготовить переправу из надутых воздухом бурдюков, починить оружие, выковать клинок и топор, выточить стрелу. Иные же искусники трудились во время сражения или осады у катапульт и баллист, метавших камни, глиняные ядра и горшки с горючим зельем, у таранов, прошибавших ворота, и высоких голенастых "журавлей", поднимавших на стены осаждаемого города платформы с воинами. Были и те, что занимались врачеванием - ученики из храмов Митры, еще не прошедшие посвящения в жреческий сан, не давшие священных обетов и потому могущие не только лечить, но и прервать нити жизней, когда исцеление невозможно, а муки смертельно раненого лишь тешат Нергала. Были еще погонщики и конюхи, охотники и разведчики, пастухи и возницы, повара и слуги, и те, кто приглядывал за обозом, за лошадьми, собаками и посыльными голубями, за палатками и сундуками нобилей и королевским добром. Но эти люди в число бойцов не входили, и потому, вместе с ними, в армии было тысяч под шестьдесят.
Могучее войско, великая сила, собранная в крепкий кулак! Однако мощь этой армии заключалась не только в ее многочисленности и воинском искусстве, не только в превосходном вооружении, отваге бойцов и мудрости полководцев, но и в верности. Все они были аквилонцами - и те, что пришли из Боссонских Топей и с гор Гандерланда, и те, что явились с равнин меж Ширкой и Хоротом, и те, что услышали королевский призыв в стенах Велитриума и Галпарана, Танасула и Тарантии, Шамара и Таброния. Среди них не имелось чужеземных наемников, ни бритунцев, ни немедийцев, ни туранцев, ни воинов ледяного Ванахейма, снежного Асгарда или холодной Гипербореи. Правда, киммерийцы и гирканцы были: сам король, поверитель страны и армии, и неизменный его наперстник Паллантид.