Сердце Демидина
Шрифт:
– Так хорошо, Константин Сергеевич? – спросила Ира.
– Хорошо, девочка, – ответил Константин Сергеевич. – Вот ещё, нам понадобится ведьма…
Он полистал «Русские народные сказки» и поставил книгу на столе так, чтобы всем стала видна жуткая сгорбленная старуха с живыми злобными глазами и скрюченными пальцами.
– Повторение – мать учения, – сказал Демидин, – Ира входит в образ Алёнушки. Василий, Лель и Пётр, начинайте с жалости к Алёнушке. Одновременно глядите на ведьму и копите в себе ненависть. Вова сосредотачивается только
Он указал пальцем на ужасную старуху.
– Это из-за ведьмы Иванушка превратился в козлёнка! Это она точит ножи, чтобы его зарезать. Из-за неё Алёнушка мучается на дне пруда. А эта ведьма, торжествующая злобная баба, приняла Алёнушкин вид, чтобы обманом отнять у неё жениха. Представьте, что я – Алёнушкин жених, единственный, кто может спасти её и Иванушку. От вас ко мне будет приходить энергия. А я попробую её использовать.
– Как? – спросил Лель.
Демидин на мгновение задумался.
– Попробую убить ведьму. Начинаем! Ира, давай по тексту.
Ира закрыла лицо руками и сказала со стоном:
– Ах, братец мой Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, шёлкова трава ноги спутала, жёлты пески на груди легли.
– Внимание на Алёнушку! – приказал Демидин. – Алёнушка – ещё раз.
– Ах, братец мой Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, – повторила Ира.
– Сосредотачивайтесь, – сказал Демидин. – Петя, что ты чувствуешь?
– Сволочь эта ведьма, – злобно ответил Петька.
– Внимание на ведьму! – сказал Демидин.
Петька сжимал и разжимал кулаки.
– Змея подколодная… – начал заводиться Василий. – Алёнушку нашу под воду… Гадина, тварь.
– Бедная Алёнушка… Ненавижу колдунью, – тихо сказал Лель.
Древляне смотрели на Иру-Алёнушку с состраданием. Ей тоже было жалко свою загубленную ведьмой молодую жизнь. Но ещё сильнее её сердце болело за братца, превращённого ведьмой в козлёночка, и за обманутого жениха.
Думая о младшем брате, она всё больше смотрела на сморщенное Петькино лицо. Вдруг сестринская, чистая любовь к нему вспыхнула в ней и сделала для неё понятными глубины Петькиной души – его вечно уязвлённую гордость, его телячью зависимость от женской ласки, надежду найти защиту и понимание у Демидина, его беспомощное хвастовство и никому пока не заметную склонность к пьянству. Ещё ей было страшно за неведомого, но уже любимого ею жениха, и тяжесть болотных вод, в которые погрузили её тело, давила невыносимо.
Она закрыла глаза и начала раскачиваться от безысходности. Всей душой устремлённые к ней древляне, сами того не замечая, раскачивались вместе с ней. Посреди общего горя перед ней, как корабль из тумана, проступало волевое лицо Демидина и его наливающиеся металлической силой глаза.
Сквозь Вову Понятых к Демидину текли волны сострадания к Алёнушке и бешеной ненависти к ведьме. Странным образом два эти чувства не соединялись, а существовали параллельно друг другу, будто по дну согретой солнечным светом речки, как змеиное тело, ползла
Вова Понятых бросил взгляд на ведьмино злобное лицо. Её неестественно яркие глаза были окутаны живым паром. Они колебались, двигались, разглядывая присутствующих со жгучим интересом. Вова заморгал, захлёбываясь от подступающей к его горлу силы, струящейся сквозь него к Демидину. Время изменилось вокруг него, и минуты скользили сквозь его сознание, как рыбы, проплывая и возвращаясь, и он не знал, сколько их миновало, когда рядом раздался тонкий и истошный Петькин крик, почти визг:
– Смерть ведьме!
– Смерть! – бухнул низкий голос Василия.
И ледяной шёпот Демидина запечатал приговор:
– С-с-смерть…
Послышался короткий хлопок, с шелестом перелистнулась убитая страница, и запахло горелой бумагой.
– Закончили, – сказал Демидин обычным, будничным голосом.
Он подошёл к столу и принялся рассматривать книгу. На месте глаз ведьмы сквозь всю толщу книжного тома зияли две обугленные дырки – каждая размером со спичечную головку. Восхищённые древляне сгрудились вокруг.
– Класс, Константин Сергеевич. Правда, это класс? – говорил Петька.
– Так можно и человека грохнуть, – сказал Василий.
– Для этого нужно направить излучение в мозг, – предположил Лель.
– Ну, до такого нам ещё расти и расти, – заметил Демидин. – Если будем плотно тренироваться – минимум полгода.
– Давайте тренироваться два раза в неделю, Константин Сергеевич? А? Давайте? – суетился Петька, потирая руки.
Ира сидела на стуле заплаканная, обессиленная и всеми забытая. Она поправила платье и волосы. Её поташнивало. Возможно, она слишком поверила в свою роль. В душе она всё ещё чувствовала себя Алёнушкой. Даже этот суматошный Петька по-прежнему оставался ей родным братцем.
И вот он, как и все остальные, и как симпатичный Вова Понятых, и такой талантливый Лель, пляшут вокруг Демидина и нарисованной ведьмы с пробитой башкой и с упоением обсуждают открывающиеся им возможности… Возможности сводились к убийству на расстоянии… и к чему ещё? Демидин вдруг стал ей неприятен. Ира поднялась и, никем не замеченная, вышла из Петькиной квартиры, тихонько затворив за собой дверь.
Глава 8
Бюрократ Звягинцев
Гении и просто талантливые люди проходят по жизни неузнанными тысячами. Солнечными бабочками вспархивают они на никому, кроме них самих, не видимые цветы инобытия. Вот всё ближе очередная цель, и всё туже натягивается наброшенная на хрупкие крылышки земная нить.
– Мой идеал! – восклицает гений, задыхаясь от восторга и поднимаясь к очередному фантастическому цветку.
– У-упс, – звенит, натянувшись до предела, ниточка, и крылатый дурачок, кувыркаясь, валится на землю.