Сердце Дракона. Предпоследний том. Часть 1
Шрифт:
— За столько эпох, генерал, я научилась видеть дальше, чем глаза, — ответила она, чем-то напомнив Древних. — зачем ты пришел сюда?
Хаджар склонил голову на бок и слегка прищурился. Старуха же в это время с отчетливым хрустом выпрямилась и ответила на незаданный вопрос.
— Я настоятель этого храма, когда-то служившего входом в монастырь. На этом троне, генерал, сидел наш верховный жрец, а теперь… — она покачала головой. — теперь, наверное, верховный жрец — это я.
— Но…
— Мужчины, — перебила старуха. — вы думаете, что война — это только ваше ремесло. И оно действительно так и есть. Ваша доля умирать на войне телом, а наша — судьбой. Если бы ты видел те лоскуты, что остаются от сердца матери, хоронящей своих детей, тебя бы не страшили ни огонь, ни сталь. Но вам не видно. Так же, как нам не видна кровь на душе тех, кто поет тризны над кострами павших товарищей.
Где-то вдали забили боевые барабаны и Хаджар увидел тени солдат, несущих факелы к погребальным башням, где сложены закутанные в ткань тела их братьев по оружию, коим не посчастливилось дожить до того самого затишье посреди кровавых ливней.
Видение рассекло сияние серых глаз.
— Спрошу еще раз, генерал, зачем ты пришел сюда? — голос её звучал сухо и немного свистяще.
— Я ищу послушника храма, — честно ответил Хаджар.
— И с чего ты взял, что найдешь его здесь? — удивилась настоятельница.
— Мы единожды встречались, но наши пути косвенно пересекались как минимум дважды, — пояснил Хаджар. — Когда-то давно мы встретились в Пустошах Дарнаса, где послушник показал мне карту миров и сделал некоторое… предложение. Второй раз он смутил Дерека из Ласкана, заставив того поднять армию мертвецов. А третий раз…
А насчет третьего Хаджар не знал точно. Да, по косвенным признакам, можно было предположить, что это именно послушник Дергера что-то наплел Азрее, что заставило ту предать собственную семью, но… этого никто не знал точно. Свидетелей не было, а делать пустые предположения на какой-либо счет Хаджар перестал еще на излете своего смертного века, убедившись в том, что смысла в подобном еще меньше, чем…
Его мысли перебил слегка каркающий смех, чем-то напоминающий клекот падальщиков, собравшихся по утру над полем брани в поисках пищи.
— Ты ведь знаешь, генерал, что бессмертные не могут попасть в мир смертных, так что — как, по твоему, послушник мог оказаться в Пустошах и где бы то ни было еще.
Хаджар покосился в сторону Харлима, стоявшего около входа в храм, но не ступавшего вовнутрь.
— Я…
— У Золотого Неба одни из лучших големо-строителей, — перебила старуха. — а Харлим известен своей любовью к тому, чтобы через голема бродить среди смертных. Он, почему-то считает, что таким образом приблизиться к пониманию Закона и сможет побороться за право стать Главой дома, после вознесения нынешнего.
— Но…
— Ты хочешь сказать, что встречал кого-то в аномалии? — голос старухи заставил Хаджара вздрогнуть — на мгновение ему показалось, что та умеет читать мысли. — Аномалии не подчиняются законам Неба и Земли, поскольку не являются, в полной мере, реальностью. Так что ты там мог даже бога встретить, хотя все равно бы этого не заметил.
Хаджар закрыл рот и снова посмотрел на статую, а затем оглядел храм. Кроме старухи и генерала здесь больше никого не было, лишь обвалившиеся барельефы на колоннах, местами покрытый плесенью и мхом пол, а еще спрятавшиеся под копотью и гарью древние фрески на стенах.
— Когда…
— Последние из послушников храма погибли на войне бессмертных и демонов почти семнадцать эпох назад, генерал, — в который раз перебила настоятельница. — с тех пор я здесь одна. Ты не мог встретить послушника храма бога войны, генерал, не столько из-за того, что бессмертные и боги не могут ходить среди смертных, а потому, что их банально не осталось. Как и жрецов. Лишь я одна.
Хаджар прикрыл глаза, выдохнул и тихонько выругался.
Глава 1841
Жрица посмотрела на него одновременно с осуждением и едва заметным, тонким сожалением. Но подобное продлилось недолго и вскоре она уже снова вернулась к поклонам статуи Дергера.
Хаджар встречал самые разные изображения бога войны. К примеру, в Балиуме его изображали как, скорее, охотника, нежели воина, облаченного в шкуры и меха с длинными волосами, стянутыми медными кольцами и грубыми чертами лица. В Лидусе же, наоборот, он всегда был на коне, с коротким, кавалерийским ежиком и мягким, даже почти женственным лицом. В том же Море Песка, в руинах древних святилищ, Дергера сложно было отличить от обычного бедуина, разве что вместо глаз ему вставляли драгоценные камни из-за чего все статуи, по прошествии эпох, стояли с пустыми глазницами — всегда находились те, кого не пугали возможные последствия осквернения святынь…
Иными словами — каждый этнос, встреченный на своем пути Хаджаром, изображал богов так, как видел или хотел бы видеть самих себя.
Но здесь, в храме страны бессмертных, Дергер выглядел иначе. С громоздкими, но явно не бессмысленными мускулами, существующими истинно для войны, а не для украшения, с массивными ушами, немного кривым лицом с выступающим подбородком и такими широкими надбровными дугами, что их можно было использовать вместо зонтика. С лысой макушкой и бурной растительностью чуть ниже затылка.
— Война так и должна выглядеть, — настоятельница вновь словно прочла мысли Хаджара. — она пугает и отталкивает. И это правильно. Будь это не так, люди бы только и делали, что воевали.
— Они и так воюют, — заметил Хаджар.
Старуха снова поклонилась статуи, после чего подошла к одному из мангалов и, взмахом ножа срезав клок и без того редких волос, кинула их в пламя. Не было ни вспышки, ни каких-либо других спец эффектов. Они попросту сгорели, даже особо дыма не создав.
— Это не война, генерал, — покачала она головой. — Так… кровавые склоки обиженных на жизнь интриганов. Мир видел две войны. Настоящие. Где поражение влекло за собой уничтожение. Ведь в этом и есть смысл войн, генерал. В уничтожении. Не только плоти, но и… — старуха обвела взглядом полуразрушенный храм, почти поддавшийся запустению. — души. Сердец. Истории. Наследия. Всего того, что делает народ таким, каков он есть.