Сердце Дракона. Том 7

Клеванский Кирилл Сергеевич

– Ваш охотник был силен, – согласился Хаджар. – но я не слышал о орках, достигших ступени Безымянного или выше.

– Ступени, – повторил орк. – но, тем не менее, мы живы.

– Люди тоже живы, – парировал Хаджар. – и люди процветают.

– Как и паразиты, кишащие на теле умирающего животного. Но умрет животное – умрут и паразиты.

Хаджар решил промолчать. Пусть орк думает, что победил в их маленькой словесной дуэли. Не нужно было быть гением, чтобы сравнив культуры двух расс, понять – кто именно стоял на острие прогресса в этом мире.

– Твои Имя тебе

дали, – старик говорил спокойным, ровным тоном, но почему-то Хаджар ощутил немного презрения. – То, что дано, оно легко как перышко. Приходит и уходит. Время дается – поэтому мы его теряем. Жизнь дается – мы её теряем тоже. Любовь, злость, печаль, радость – все это перышки. Они витают вокруг нас, порой касаясь, а иногда теряясь где-то в дали.

Орк взмахнул рукой и огромный столп дыма выстрелил в ночное небо.

– Но есть и то, что мы завоевываем сами и что отнять у нас очень сложно. Честь, свобода, семья… имя. Нет ничего сложного, человек, в том, чтобы быть самим собой, когда никто не против этого. Но сможешь ли ты не потерять себя, когда за Имя придется побороться…

Столп дыма растянулся по небу непроглядной пеленой, чтобы с первым порывом ветра закрутиться бешенной воронкой.

– Что про…

Хаджар не успел договорить – его оторвало от земли и затянуло в эту воронку.

– Сердечный ритм пришел в норму!

Какие-то голоса доносились из тьмы.

– Нейросеть успешно установлена!

Нечеткие силуэты и очертания мельтешили в мутной реальности его зрения.

– Проводимость нервов – сто процентов! Коллеги, операция прошла успешно.

Он открыл глаза, чтобы увидеть перед собой помещение, в котором ему делали операцию по установке нейросети. Зачем? Кажется… он не мог ходить… и говорить… и порой, даже самостоятельно дышать.

– М… мне… снился… сон, – впервые в жизни, он услышал свой голос.

Глава 553

В следующий раз он уже открыл глаза в своей старой палате, где провел последние семь лет. Все те же знакомые стены, увешанные по его просьбе самыми разными видами. Начиная от ледников Исландии, заканчивая Великой Китайской Стене.

По центру же сего великолепия находился старый ржавый знак, привезенный ему санитаром с трассы “66”. Недельный путь через всю Северную Америку.

Он мечтал об этом еще с самого детства, вот только…

– Дар…

Он резко обернулся. Обернулся, а потом понял, что к горлу подступает горький комок.

Впервые в жизни он смог самостоятельно повернуться к открытому окну, из которого открывался вид на ночные огни города.

Длинные проспекты змеями вились между огромных массивов из стекла и железа. Несмотря на безлунную ночь, город сверкал ярче, чем солнце в полдень.

Странно, но несмотря на все это великолепие, его взгляд все равно был устремлен к небу. Почему-то он скучал по звездам, хотя точно знал, что никогда в жизни их не видел.

Городской смог настолько плотно занавесил небо, что даже луна лишь в безоблачные ночи были способна пробиться сквозь его шоры.

– Здравствуйте, – донеслось со стороны входа в палату.

Бесшумно разъехались в разные стороны двери. Сделанные из стекла, они могли замутняться в нужное врачам время, становясь непроглядней кирпичной стены. А порой оставались прозрачнее чистого горного ручья.

Странно…

Он никогда не видел горных ручьев…

– Здравствуйте, – поздоровался он.

Поздоровался и тут же удивился. Прежде он никогда не слышал своего голоса, но и тот показался ему смутно знакомым.

На край кровати, как и в прошлый раз, сел глава местных “Франкенштейнов” – Павел Коваль. Из нагрудного кармана своего белого халата он достал странную указку. Та зажглась тусклым белым светом, которым Коваль осветил его глаза.

Он моргнул.

– Операция прошла не без осложнений, – сходу перешел к делу Коваль. Он был благодарен за это врачу. Терпеть не мог разговоров ни о чем. Не как его лысый друг… Странно… У него не было друзей. – После установки нейросети и соединения её с нервной системой, твое сердце подвело. Мы едва тебя не потеряли.

Он посмотрел на уставшее, теперь кажущееся таким старым лицо. Коваль наверняка не спал последние дни.

– К тому же, что-то пошло не так с наркозом и ты очнулся. Хорошо, что нейросеть уже взяла контроль над твоими ощущениями, иначе бы ты умер от болевого шока.

Он кивнул и привычно потянулся к клавиатуре ноутбука. Целыми годами просто лэптоп служил ему единственной связью со внешним миром, а так же – рабочим местом, за которым он мог писать свою музыку.

Тот факт, что стойка, где он раньше стоял, пустовала, едва не привела его в ужас. Оглядевшись, он с облегчением выдохнул, обнаружив своего верного брата лежащим на прикроватном столике.

– Привыкай пользоваться собственной речью, – улыбнулся на это Коваль.

– Спасибо, – ответил он. – но почему я могу говорить и… двигаться. Разве мои мышцы не должны быть атрофированы?

Он все говорил и говорил и чувствовал, как ему нравиться слышать свой голос, нравиться возможность общаться не используя не клавиатуру. Пусть это и было крайне непривычно, но очень и очень завораживающе и даже интригующе.

– Ты провел в медицинской коме около месяца с того момента, как очнулся на операционном столе, – Коваль взял его за запястье и, глядя на наручные часы, измерил пульс. Кивнув своим мыслям поднялся и закрыл окно, отсекая шум ветра, в котором он услышал обрывки какого-то слова. – За это время мы успели поработать над твоим телом. Привели его в порядок и разогнали нейронные связи до естественного порогового значения.

Он вопросительно изогнул правую бровь

Какое-то время в палате висела тишина. Павел, демонстративно отвернувшись к приборам, никак не реагировал на его мимику.

Кажется, он делал это специально. Чертов “франкенштейн”!

– Без нейро-интерфейса?

Павел хмыкнул.

– Все вычислительные мощности модуля направлены на поддержания твоей способности контролировать тело. Хотя, если быть точным, то ты контролируешь модуль, а уже он распределяет команды по нервным окончаниям.