Сердце Дьявола 2
Шрифт:
– Один в один... – пробормотал Николай. – Значит, мы тогда видели будущее...
– Пошли, посмотрим, что в ячейках, – сказал я ему, направившись к стеллажу. И едва не упал – нога моя провалилась в нечто, напоминавшее узкий колодец. Вровень с полом это нечто было заполнено клубящимся сиреневым туманом.
– Ой, осторожно! – воскликнула Ольга, увидев, что я балансирую на краю колодца. В глазах ее стоял страх.
Приняв устойчивое положение, я посмотрел на туман. Как он завораживал, как тянул в себя, хотя и был почти прозрачным! Столб воздуха между отверстием колодца и таким же отверстием
Полюбовавшись волшебным зрелищем, я заглянул в ячейку, соседнюю с "норкой" Ольги. В ней лежала... Ольга, одетая в легкое голубое атласное платьице и тонкий свитер. Она была безжизненно неподвижной, но в остальном ничем не отличалась от девушки, которая стояла рядом со мной в точно такой же одежде. Казалось, пощекочи ее младенчески розовую пятку, и она улыбнется во сне, протянет руки и, поднимаясь, звучно шмякнется лбом о верх ячейки.
В смежных ячейках тоже лежали "ольги". Общим числом четыре. В тех же самых платьицах. Потом шли "черновы". Пять штук, крепкие, моложе меня на вид (или свежее?). В шортах цвета хаки и черных майках. За "черновыми" лежали четыре "баламута" в синих с белым тренировочных костюмах. Тоже совсем неплохие, хоть лица их и несли отчетливые признаки похмельного синдрома. За "баламутами" располагались четыре "софии" в алых атласных платьях. В дальнем конце стеллажа лежали вперемешку "бельмондо" и "вероники" общим счетом восемь.
Придя в себя от потрясения, Баламут ушел в кают-компанию за водкой. Мы с Бельмондо задумались над картинками, посылаемыми нашими сетчатками в наши ополоумевшие мозги. Отчаявшись что-либо сообразить, Бельмондо хмуро проговорил:
– Знаешь, Черный, давай отвлечемся и не будем думать, что все происходящее с нами – это коллективный глюк. Короче, попытаемся остаться в этом отдельно взятом глюке, как в отдельно взятой жизни. Мне кажется, что всех нас клонировали, согласен?
– Это неправильный вывод... – покачал я головой.
– Почему неправильный? – обиделся Бельмондо.
– Потому, что если бы это были наши клоны, то им было бы максимум по году от роду. Это не клоны... Это гораздо хуже, это – наши точные копии... Недавно сделанные копии с нашей памятью и нашими привычками. И в Москве мы с тобой чувствовали, что они существуют...
– А почему гораздо хуже? – удивилась Ольга. Она стояла сзади, положив подбородок мне на плечо.
– А потому что клонов в наше время сделает любой продвинутый ученый-биолог. А вот таких неотличимых копий, как вы – только господь Бог. Или развитая внеземная цивилизация... – ответил я, повернувшись и пристально посмотрев девушке в глаза.
Ольга не выдержала взгляда и скорчила такую уморительно-виноватую рожицу, что я не смог не обнять и не поцеловать ее.
Вдоволь нацеловавшись, я подошел к Борису, стоявшему у ячеек с "бельмондо", и сказал:
– Теперь ты понимаешь, откуда брались "худосоковы", охотившиеся за нами?
– Ты думаешь, они из этой же оперы?
– Из этой же, – кивнул я, наблюдая за Ольгой. Время
– Чудеса... – рассматривая одного из своих двойников, сокрушенно покачал головой Борис.
– А это ты видел? – показал я ему бирку из простой фанеры, лежавшую в норке, которую ожившая Вероника признала за свою. На ней была надпись "21 июля", сделанная синей шариковой ручкой.
Бельмондо недоуменно пожал плечами.
– Сегодня 21-е июля! – воскликнул я и, посмотрев на часы – они показывали второй час ночи – поправился:
– Вчера было 21-е...
– Ну и что?
– Вероника появилась 21-го! Посмотри под другой "вероникой", под ней тоже должна быть бирка.
Бельмондо сунул руку под ягодицу одной из копий Вероники, и, сказав удовлетворенно: "Тепленькая, хоть сверху ложись!", вытащил фанерку. На ней синим шариком было написано "18 августа".
В это время в комнате появился Баламут с узлом из скатерти за спиной. Когда он развернул узел, мы увидели то, что оставили на скатерти в столовой: тарелки, вилки, фужеры, бутылки (початые и не початые), перемешанные с кружочками колбас, ломтиками сыра, кусками растерзанных румяных уток с яблоками, а также шпротами в чешуе из хлебных крошек. Все это было приправлено пролившимся спиртным и кетчупом.
Мы не стали корить Николая – по его глазам было видно, что он, добравшись до пиршественного стола, даже не выпил, а это было свидетельством крайнего душевного волнения. Не корили его и по другой причине – никто не хотел тратить на это время. Немедленно усевшись на полу, мы совершили то, что всегда приводило нас в хорошее расположение духа. То есть выпив, закусили, а закусив, закурили.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – сказал Бельмондо, сделав несколько глубокомысленных затяжек. – Бойль на Мариотте сидит и Бойлем погоняет.
– А не проснутся они от дыма? – опасливо спросил Баламут, заглядывая себе подмышку, чтобы еще раз восхититься ажурными пальчиками правой ноги дубликата Софии (он сидел, прислонившись к ее ячейке).
– Они проснуться каждый в свое время и в назначенный час сделают то, что им внушили, – сказал Бельмондо, наблюдая за девушками, болтавшими в глубине комнаты. – И поэтому я предлагаю всех этих кукол привести в негодность. И сделать это прямо сейчас.
– А что ты будешь делать, если твоя Вероника завтра растворится в воздухе? Опять компьтерно-правовую революцию затеешь? А тут всегда дубликат под боком... – сказал я и пожалел об этом: не стоило вкладывать персты в подживающие раны Бориса.
– Запас, конечно, карман не тянет, – попытался усмехнуться Бельмондо. – Но кто их знает... Сейчас они пушинке не дают на нас упасть, в рот смотрят, а в час "Икс" на раз, два, три горла нам перережут. Если на что-нибудь другое фантазии не хватит.
– Пессимист ты! – приняв серьезный вид, начал я ерничать: – На вещи надо смотреть оптимистичнее... Представь, все девушки просыпаются и...
– Что "и"? – пристально посмотрел мне в глаза Бельмондо.
– Гарем. У каждого у нас будет идентичный гарем, – рассмеялся я.