Сердце Дьявола 2
Шрифт:
– Пожалуйста, – ответил служащий небесного распределителя. – Но только на восемнадцать с половиной суток.
– Почему на восемнадцать с половиной? – не понял захмелевший Баламут.
– Через восемнадцать с половиной суток у вас закончится лимит времени. Все закончится...
– И будущих жизней тоже не будет? – чуть не всплакнул Коля (водка небесного разлива действовала весьма результативно).
– И будущих жизней тоже. Все будет обновлено. Никакой реинкарнации, никакой реабилитации, никакой...
– Коллективизации... – вздохнул
– Да. Никакой коллективизации.
– Так не бывает.
– Как не бывает?
– Без вариантов. Ваш босс ведь тоже человек.
– Всего лишь в некотором роде...
– Ну так, может, устроите мне с ним встречу? Мы ведь знакомы – я в прошлом году Адамом был, любимцем его, можно сказать... До сих пор помню, как подолгу мы беседовали о смысле жизни, о грехе, о знаниях, которые умножают печали...
– Вы его предали... Он сердит...
– Дык, я помолюсь! Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься...
– Ну, есть один вариантик... Но очень неперспективный при вашей склонности к алкоголю и непродуманным поступкам.
– Не надо ля-ля! – закачался из стороны в сторону указательный палец Баламута. – Мы все свои не... недостатки при необходимости обращаем в при... преимущества! Какой там у вас вариант?
– Если вы попадете на корабль Трахтенна, и вовремя попадете, то он у вас появится.
– А как мне туда попасть? Шатл с мыса Канаверал угнать?
– Пустое! Пока вы на нем до Марса долетите, мы в новой "Четверке" уже первый миллениум отмечать будем.
– Ты, начальник, мне лапшу на уши не вешай! Если есть вариант остановить корабль Трахтенна, то есть и вариант попасть на его корабль.
– Выход, мой дорогой алкоголик, там же где и вход. Вот вам двадцать рублей командировочных и прощайте! – сказал Судья и, уже соскочив со стула, подмигнул:
– А, может быть, лучше восемнадцать с половиной суток со златокудрой Софьей?
– Вали отсюда! – зло прищурив глаза, выцедил Баламут и отвернулся к бармену. Тот улыбался. И было от чего: на стойке перед Колей стоял во фрунт шкалик водки.
Выпив, Николай задумался. Он чувствовал, что над последними словами Судьи стоит подумать. Что-то в них было, какой-то намек, подсказка как ему попасть на смертоносный корабль Трахтенна. Но водка было очень хорошей и вокруг Баламута уже несколько минут клубился плотный туман, пропитанный только что исполненной песней "Все мы, бабы, стервы". В нем ему привиделась София, распускающая свои золотые струящиеся волосы. Отчаявшись дотянуться до жены, он спросил бармена:
– Ты чего-нибудь из его слов понял?
– Он сказал: "Выход там же, где и вход", – просто ответил бармен, придвигая тарелочку с бутербродами.
– А-а-а... – закачал головой Коля, сделав вид, что понял намек.
– Я думаю, что выход и вход в колодце.
– А-а-а... – понял Коля. – А где тут колодец?
– Там, в середине зала, – кивнул бармен. – Аккурат под столиком, на котором лампа
– И что, он предлагает мне нырять в него до посинения, пока я на корабле не вынырну?
– Ну да.
– Ария Гусинского из оперы Баратынского "Поле чудес"... – пробормотал Баламут. Ему не хотелось покидать бара, который, вне всякого сомнения, назывался "Седьмым небом".
– "Поле чудес" – это точно... – проговорил бармен, всем своим видом показывая, что его главная задача – до дыр протереть полотенцем фужер светло-желтого стекла.
– Так... Восемнадцать суток с лишним... – начал считать Коля. – Это примерно... примерно двадцать шесть тысяч минут. Значит, если погружения будут проходить нормально, без телесных и иных повреждений, то я смогу нырнуть примерно двадцать шесть тысяч раз. Но в промежутках между нырками, мне иногда надо будет согреваться, значит, остается тысяч двадцать погружений... Гм... Шансы есть.
– Ну тогда за дело? – спросил бармен. – Деньги только возьмите, они вам пригодятся, – и придвинул к клиенту две мятые десятки, оставленные Судьей.
– Так что ж ты стоишь? – удивился Баламут, механически пряча в карман деньги. – Наливай, давай!
Под стол Баламут не полез – просто отодвинул его в сторону. Он понимал, что никогда уже не вернется в этот полюбившийся ему бар. Бармен почувствовал его настроение и жестом предложил ему опрокинуть на дорожку еще один шкалик. Николай отказался: рабочая норма была давно достигнута, а начинать благородное предприятие в основательно нетрезвом виде ему не хотелось. Махнув бармену на прощание, он перекрестился, опустил ноги в колодец и был таков.
Из колодца он попал в детскую комнату, вернее в обширный платяной шкаф, стоявший в детской комнате. В ней находились Константин Иванович Ребров – представительный сухощавый сероглазый человек с едва намечающимся животиком – и его дочь, очаровательная бойкая Катя.
По наитию Николай понял, что Константин Иванович, хозяин квартиры, весь этот день провел с дочерью. Полтора месяца дела не позволяли ему видеть Катю более двух-трех часов в неделю и вот, сегодня, он смог выкроить целый день.
Константин Иванович боготворил шестилетнюю дочь. Она была умницей, красавицей и любила его, как никто другой. После завтрака они вдвоем поехали в зоопарк – мама второй месяц лечилась в Ницце от "нервного переутомления". Катя долго водила отца от клетки к клетке, и он устал (дочь почти всю прогулку просидела на его плечах). Дома неугомонная Катя придумала игру, в которой папа был мужем, а она – женой. Начали с того, что муж пришел с работы и потребовал ужина. Стол Катя накрыла самый настоящий: порезала холодную телятину, сделала окрошку и овсяную кашку моментального приготовления. Еще она хотела приготовить "мужу" омлет с сыром, но "муж" отказался, сославшись на отсутствие аппетита.