Сердце Дьявола 2

Белов Руслан Альбертович

– А ты молодец! Держишься, не грешишь! – ответил моим мыслям его голос. – Никак и в самом деле поверил?

– Одно из двух, Отче: или поверил, или сошел с ума.

– Обижаешь, сын мой... Не укрепился ты еще в вере.

– Да нет, я верую. Слышу твой голос, сердцем тебя чувствую. Ничего, что я на "ты"?

– Ко мне все так обращаются...

– У меня просьба к тебе... Можно ее сразу изложить, без молитвы?

– Говори.

– Пошли мне какое-нибудь знамение... Мне это нужно... Очень. А то, понимаешь, когда одни голоса в голове слышишь, крыша может съехать не в ту сторону...

– Не хилая просьба...

– Обиделся? – испугался я.

Ответа не последовало.

Посетовав на свою нетактичность, я хотел перевернуться

на живот, чтобы позагорала спина, но не смог сделать этого: глаза сами по себе потянулись к маленькому облачку, стремительно приближавшемуся с запада. Не прошло и пяти минут, как все пальмы острова были пригнуты к земле ураганным ветром, густо простроченным ливнем. Не вставая с песка (вряд ли это было возможно), я обернул объятое ужасом лицо к морю и увидел, что яхта с Худосоковым и Светланой Анатольевной мирно стоит в полосе полного штиля, и, более того – освещается яркими солнечными лучами, льющимися из прорехи в черных грозовых облаках. И тут, чуть ли не под ноги, ударила молния, и я услышал с небес раскатистый голос:

– Поди и вымой им ноги!!!

Что делать? Лишь только буря улеглась, я поплыл к яхте, рассуждая о том, что когда не рассуждаешь, рассуждения никогда не пересекаются с собственными более ранними рассуждениями и рассуждениями других людей и потому жить легко и приятно. Уже подплывая к яхте, я умиротворенно думал о том, как приятно будет сестре Светлане и брату Леониду сидеть на палубе за столиком и чинно беседовать о зле с чисто вымытыми ногами...

Потом я стоял с тазиком на корме и рассуждал, можно ли выплеснуть грязную воду в экологически чистое море. Но когда прежний я, не вполне, видно, еще выветрившийся из грешной души, шепнул ехидно: "А может, выпьешь?", импульсивно выплеснул.

Честно говоря, мытье ног мне пришлось по вкусу. Нет, не подумайте, плебейством это не пахло. Я просто понял, что полное уничижение своего "я" ради того, чтобы на свете воцарилась доброта и смирение – это и есть прямая дорожка к святости. А святым, не канонизированным, а по совести, мне в глубине души хотелось быть всегда... Я бы, наверное, им стал – морально и идеологически был готов давно. Останавливал лишь холодный российский климат. Без последних рубашки и портков, которые со святого либо снимают, либо он сам отдает, пропагандировать доброту и смирение в наших умеренных широтах невозможно. И поэтому российские святые либо эмигрируют в теплую Индию, либо получают зелень на пропитание и теплые вещи из-за рубежа.

В Индию мне не хотелось – народу много, девушки смуглые до черноты в глазах и покойников в речки бросают, а на вспомоществование из-за рубежа рассчитывать не приходилось (я ведь не пламенный правозащитник дальнего зарубежья и Чечни и даже не морской офицер с экологическими наклонностями). И я смиренно дожидался времени, когда придут ко мне душевные силы, и я смогу подобно святому графу Толстому уйти прочь от грешной земной жизни...

8. Баламут. – Трахтенн превратился. – Убивают по-мариински. – Он догадался сразу.

Да, Николай Баламутов, нырнув в 1346-ой раз, попал в отсек космического корабля и не просто в отсек космического корабля, а отсек корабля Трахтенна. Он это понял тотчас, потому что практически весь отсек (площадь его была не меньше двухсот квадратных метров) был заставлен пластиковыми ящиками, на боках которых желтели наклейки, изображавшие взрыв.

Дверь, ведущая из отсека, была задраена. Баламут попытался ее открыть, нажимая на кнопки и поворачивая разноцветные рукоятки, но, как ни старался, не преуспел в этом. Выругавшись, устроился под дверью и принялся рассматривать отсек. В верхней части противоположной переборки его внимание привлекло нечто, напоминавшее миниатюрную телекамеру. Баламут нервничал и ему неудержимо захотелось привести ее в негодность. Однако, здраво решив, что это действие может быть воспринято обитателями корабля

как акт вандализма, отказался от своего намерения. Решив опять заняться дверью, повернулся к ней и увидел бетономешалку.

"Тебя тут только не хватало! – выпустил он пар, пнув ее в бок по пути к двери. Запоры опять не поддались, и Коля, усевшись под гостьей, задумался о жизни. И пришел к мысли, что единственное, что он может сделать в создавшейся ситуации – это малодушно ретироваться в колодец или попытаться взорвать корабль. Ретироваться не позволяла совесть, а смертельного подвига утомленному организму не хотелось.

Однако делать было нечего, и Баламут, пересилив усталость, вскрыл один из ящиков. Он был доверху заполнен прозрачными пластиковыми пакетами, в которых пестрели разноцветные гранулы, обсыпанные алмазно-блестящей пудрой. Детонирующую способность гранул Коля решил проверить при помощи строительного агрегата. Надорвав пакет, он высыпал немного гранул на металлический пол и, стараясь не думать, попытался уронить на них бетономешалку. Но испытаниям не суждено было завершиться: задвигались дверные запорные устройства.

Встреча представителей двух цивилизаций была оригинальной. Войдя в отсек, Трахтенн первым делом увидел бетономешалку (Баламут успел спрятаться за ней). Конечно, вон Сер не подумал, что это громоздкое металлическое сооружение представляет человечество как индивид: во-первых, его цивилизация была знакома с так называемыми бытовыми генераторами серии ХЕХХ, во-вторых, он уже знал, как выглядят гуманоиды, которых он, по задумке отцов Марии, должен был уничтожить в их колыбели. А, в-третьих, накручмный компьютер сообщил ему, что в отсеке 32 находится живое биологическое существо, неведомо как проникшее на корабль из космической струны...

Так вот, войдя в отсек, Трахтенн увидел бытовой генератор, а также глаз и ухо, выглядывавшего из-за него Баламута. А Баламут увидел обнаженного черноволосого и голубоглазого... человека и обрадовался, что ему не придется идти на контакт с каким-нибудь коралловым мочеточником sp., кистеперым трахимандритом или голозубо-заднеприкрепленным поперечноперечником (в кого он только не превращался в своих бесчисленных нырках!).

...Да, мариинский гуманоид к этому времени уже превратился в гуманоида Солнечной системы. После того, как Трахтенн вон Сер Вила понял, что Мыслитель его уничтожит, он, запасшись пищей, дезертировал в дальние отсеки космического корабля, дезертировал, хотя хорошо знал, что спрятаться на корабле невозможно. В человека вон Сер Вила начал превращаться, когда до трогательной встречи с Синией оставалось около 10 грегов. Процесс трансформации прошел физически незаметно, если не считать того, что новая ипостась Трахтенна осталась без еды: на Земле мариинские продукты можно было бы использовать разве что ли как малоэффективные органические удобрения под кукурузу. И только проголодавшись, несостоявшийся герой понял, почему Мыслитель, не уничтожил его сразу и почему не преследовал. К чему что-либо предпринимать, если твой презренный противник через два грега издохнет из-за недостатка в организме окиси водорода? К тому же Мыслитель без сомнения знал, что Трахтенн кончит так же, как, превратившись в ксенотов, кончили четвертые хорланы, он знал, что привыкание к новому телу, новой физиологии вряд ли обойдется без сильнейших психических потрясений и, скорее всего, завершится нервным срывом, сумасшествием или даже летальным исходом.

Мыслитель ошибся. Он не учел, что неоценимый и многогранный опыт общения с землянками, полученный Трахтенном в релаксаторе, поможет ему довольно быстро реабилитироваться, то есть в прямом и переносном смысле стать на земные ноги...

Увидев Трахтенна, изможденного жаждой, голодом и безнадегой, Баламут понял, что этот человек никак не может ему угрожать. Он встал в полный рост и спросил строгим голосом:

– Трахтенн?

– Трахтеннтрахтенн! – ответил Трахтенн, выпячивая живот (так ксеноты выражали согласие).