Сердце Дьявола 2
Шрифт:
– По-русски, конечно, не бельмеса?
– Порусскиконечнонебельмеса, – ответил Трахтенн.
– Сколько осталось лететь до Земли? – спросил Коля, так на всякий случай.
– Сколькоосталосьлететьдоземли, – ответил Трахтенн и, покачавшись на ватных от слабости ногах, осел на пол.
Осмотрев его, Баламут понял, что Трахтенн жаждет несколько дней. И опечалился, подумав, что некоторое время будет выглядеть таким же изможденным. Но Баламут не был бы Баламутом, если бы раскис только из-за того, что ему грозит гибель. Удобнее уложив Трахтенна на металлический рифленый пол, он пошел осматривать корабль.
Выйдя
Коля не угадал. Из-за второго или третьего поворота на него вышло отталкивающее на вид существо. Ворсистая густо-коричневая кожа (поверхность?), большие оттопыренные уши делали его похожим на Чебурашку, достигшего половой зрелости. В левой верхней конечности существо держало оружие; из ствола его очередями вылетало нечто клейкое. Через секунду этот инопланетный напалм, сходствующий с густым вишневым киселем, покрывал бегущего прочь Баламута с ног до головы. К счастью, существо его не преследовало – видимо, было убеждено, что после такого огневого поражения выжить невозможно.
Прибежав в свой отсек, Баламут отдышался и начал чиститься от покрывавшей его слизи. Когда он очистил лицо и принялся за грудь, очнулся Трахтенн. Увидев, чем облеплен пришелец, мариянин задрожал от страха и отполз подальше. И Баламут понял, что в Галактике инопланетянина вишневый кисель хуже горчичного газа.
– Да не бойся ты! – сказал он отеческим голосом. – Если очень хочется, то даже вкусно.
И, садистски улыбаясь, облизал пальцы, вымазанные киселем. Трахтенн этого не вынес: тихо застонав, он потерял сознание.
Полностью очистившись (ошметки "киселя" переместились на ящики с взрывчаткой), Баламут, нет-нет отправлявший пальцы в рот, понял, что пищевая ценность мариинского ОВ равна или приближается к нулю, и потому надо всю эту беспросветную жизнь кончать. То есть приниматься за прерванное появлением Трахтенна дело, и определить таки детонирующую способность взрывчатки из ящиков. Подойдя к бетономешалке, он попытался уронить ее на гранулы, ранее высыпанные им на пол. Но, когда он начал ее кантовать, в смесительном барабане агрегата что-то переместилось.
Баламут легко догадался, что переместилось внутри бетоносмесителя. Однако догадка его оказалась верной лишь частично...
9. Бельмондо. – Стефания подводит промежуточные итоги. – Настойчивость, борьба и вера.
Пальмовая роща, между пальмами – дорожки, выстланные плашками полированного амазонита... Они ведут в аккуратный белый домик под оранжевой черепичной крышей и к бассейну с изумрудной водой. Почти вся площадка перед бассейном оберегается от палящего солнца большим зонтом в красно-белую полоску. Под ним стоит пластиковый столик. На столике топчутся высокие стаканы с соломинками и серебряное ведерко со льдом. В ведерке наслаждается прохладой бутылка сухого "Мартини". За столиком на плетеных креслах сидят Бельмондо и Стефания. Бельмондо – мускулистый, загорелый.
– Когда ты, отца спасая, на амбразуру бросился, Хозяин всплакнул... Сам ведь отец, – сказала она, вытирая мизинцем навернувшуюся слезу. – А с Зевсом ты затянул... Надо было сразу выложить ему все про бедную Фетиду. И тогда у нее появился бы шанс спастись от гнева любовника и родить российскому обществу Ахилла. Понимаешь, если человек может помочь человеку, хоть какому, то он должен сразу это делать, а не раздумывать о себе и целесообразности... Другого пути к Богу нет. Теперь тебе придется наверстывать...
– Пойдем в дом?
– Если бы не твой первый подвиг, то второй стал бы последним... Для тебя и твоего мира...
– Там кондиционер...
– Какой ты гадкий! Но мне почему-то приятно твое неравнодушие...
– Спасибо... Кстати как там дела у Баламута и Черного? – спросил Борис, поняв, что ему не удастся взять столько женского суверенитета Стефании, сколько он хочет.
– Пока не важно... И все потому, что вы не понимаете, что вы, трое – это три выпущенные стрелы, которые должны поразить цель одновременно...
– А чем Баламут занимается?
– Помнишь старинную притчу о лягушке, попавшей в кувшин с молоком? Так вот ему отведена роль этой лягушки – он должен барахтаться, пока в "молоке" не образуется ком масла, с которого все вы сможете выпрыгнуть на волю...
– Клево... Баламут – кваква зеленая. А у меня какое амплуа?
– Я же говорила. Бег с препятствиями. Каждый барьер – это подвиг. Ты должен пройти всю дистанцию и в конце ее стать настоящим героем, героем, который жаждет подвигов. Только такой герой сможет внушить Хозяину уважение, и только он сможет спасти Вселенную, спасти подвигом, подвигом не обязательно великим, но совершенным в нужном месте и в нужный час...
– А Черный? Он что должен сделать?
– Он, старый грешник и атеист, должен прожить свою жизнь заново, с учетом всех ошибок и в хозяина, наконец, поверить всем сердцем. Если поверит и сердце его откроется небесам, то небеса вам помогут, и у вас все получится. Но я, честно говоря, сомневаюсь... Черный – болтун, вернее, лепетун и доморощенный философ. Часто к небесам апеллирует, хотя сам ни во что не верит. Он никогда не сможет стать настоящим героем, как ты, потому что даже во сне рефлексирует. Во всем сомневается, противоречия его раздирают. Нет, никогда ему не откроется божья благодать... Если конечно, небеса не упрутся и не покажут все, на что они способны во имя человека.
– Понятна мысль... Три стрелы – Упорство, Борьба и Вера – должны одновременно поразить одну цель... Ох, что-то я тоже в успехе засомневался. Пойдем в дом, а?
– Успеешь, Борис... И вообще, вас, граф, ждут великие дела, – загадочно улыбнулась Стефания. – Сейчас тебе в качестве разминки предстоит совершить самый неопасный, но самый трудный и длительный подвиг. По его милости я сама составила его сценарий. С учетом, так сказать, твоих пожеланий. Так что держись!
И, повысив голос, торжественно объявила: