Сердце Дьявола 2
Шрифт:
...Что нам было делать? Бежать мы не могли – президентский дворец бдительно охранялся мотострелковым полком туземных войск Кукарры и, по меньшей мере, батальоном французского Иностранного легиона. Покончить с собой тоже было сложно – даже ночью за каждым из нас следило не менее полудюжины телекамер.
И мы смирились... Смирились, а метрдотель (позже слуги нам раскрыли, что никакой он не полководец официантов, а сам Кукарра Десятый, Король и пожизненный президент двадцати трех миллионов) продолжал издеваться над нами: как-то в воскресение предложил нам изумительно вкусные котлеты (а ля Кукаррэ), которые, как выяснилось позже, были изготовлены из правой ягодицы по-прежнему веселой Софии.
Баламута с Софией Кукарра Х с приближенными съел первыми. Жизнь им сохраняли до последней возможности и закололи только тогда, когда отрезать у них хоть что-то без летального исхода уже было нельзя. Затем настала очередь Вероники с Бельмондо (они не страдали совсем – нервные системы их не вынесли издевательств и отключились)...
Читатель (ну, конечно, тот, который еще не забросил книгу под диван), уже, наверное, обвиняет автора в дурном вкусе. Но что я могу поделать, если все так и было? Да, все так и было, но не в жизни, а галлюцинации. Потому что все пережитое нами в стране Кукарры, пожизненного президента двадцати трех миллионов было галлюцинацией, и она закончилась лишь тогда, когда людоед отделил мою голову, лишенную век, щек и ушей, от моего бесконечного уже торса.
Но отрицать наличие дурного вкуса у автора сюжета наших весьма болезненных приключений невозможно. По крайней, мы с друзьями в нем (в дурном вкусе) убедились двукратно. Двукратно, ибо после жаркой Африки очутились в 1940-ом году и не где-нибудь, а немецко-фашистском Освенциме, Освенциме, жарко натопленном газовыми печами. К тому же мнению (я имею виду признание дурного вкуса автора наших галлюцинаций) пришли бы и вы читатель, оказавшись за колючей проволокой в простом полосатом костюме да еще со звездой Давида на груди... Почти три месяца мы, кожа да кости (видели, наверное, таких в документальных фильмах), работали в каменоломнях. Нас изнуряли, насиловали, ставили над нами разнообразные медицинские опыты, а потом, когда все стало нам совершенно безразличным, сожгли... Особенно близко к сердцу принял сожжение Баламут – он почему-то счел, что его вечная душа не сможет выбраться из газовой печи и погибнет в бушующем газовом огне... А я с остальными моими товарищами не переживал – мы знали, что таким оригинальным образом просто заканчивается очередной глюк. Но все равно было очень, очень больно.
Глава четвертая
Ад
1. Добро пожаловать в Ад. – Кирпич в Петровском пассаже. – Рога или малиновые петлицы?
Из высокой освенцимской трубы мы попали на поляну под Кырк-Шайтаном. И бросились к реке купаться – после газовой печи всем хотелось освежиться. Поплескавшись, улеглись погреться на солнышке. Как только я в который раз понял, что жизнь прекрасна и удивительна, Бельмондо спросил меня:
– А ты уверен, что ты это ты? Может быть, нас, настоящих подменили в прошлом году копами? Случаев сделать это было много...
– Ты знаешь, Борис, я думал об этом... – ответил за меня Баламут. – И пришел к мысли, что беспокоиться не следует...
– А если в Москве явиться к тебе поздней осенью Николай Сергеевич Баламутов и потребует немедленно освободить квартиру и отдать права? – засмеялась София. – Вот прикол будет!
– Пусть приходит, – не совсем уверенно ответил Баламут, вспомнив свои непростые взаимоотношения с Николаем Вторым.
– А ведь это здорово... – умиротворенно проговорил Бельмондо, наслаждаясь каждым падающим на него солнечным лучиком. – Представьте, что в мире – в России, в Бразилии, в Швейцарии где-то, живут еще Борисы Ивановичи, Баламуты и Черные. С таким ощущением в душе мир становиться ближе, добрее...
Я хотел сказать, что все перечисленные лица могут находиться вовсе не в солнечном Рио-де-Жанейро, а в подвале гаража какого-нибудь сподвижника Худосокова, но смолчал.
Искупавшись еще раз, мы оделись и пошли в Центр. Не одолев и километра, увидели облако пыли, поднимаемой спускающимся с Кырк-Шайтана автомобилем. Спустя три минуты перед нами остановился красный "Форд", за баранкой которого сидел невозмутимый синехалатник.
Машина довезла нас до входа в Центр. Выйдя из нее, мы увидели синехалатника, который, стоя на стремянке, прикреплял к порталу кумачовый транспарант. На транспаранте большими черными буквами было написано "Добро пожаловать в АД!"
Баламут вошел в кают-компанию первым. Вошел, положил руки на пояс и крикнул в потолок:
– Ты почто над нами издеваешься? В комиссионку захотела?
– Так вы же сами чудес просили, – ответила "трешка" удивленно. – Чудес и гарантий, что я вас не обману. А теперь у вас нет по отношению ко мне никаких сомнений – я ведь вернула вас! И не куда-нибудь, а к своему рубильнику.
– Это точно... – согласился Бельмондо.
– Ну, ладно, – выпустил пар Баламут. – Как там у нас с ужином?
Пока мы ужинали, "трешка" рассказала, что основные затребованные души в Ад доставлены и Худосоков готовит их к истязаниям.
– И... как его там... Круто... – напрягся Баламут, вспоминая фамилию своего кровника.
– И Анатолий Григорьевич Крутопрухов там, и Карликов Леонид Евгеньевич там, и Светлана Анатольевна Асетринская тоже там.
– А Карликов Леонид Евгеньевич – это мой клиент? – спросил Бельмондо. Уши его покраснели, кулаки сжались.
– Да, он. Повезло тебе. Давеча ему кирпич на голову упал... В Москве, в Петровском пассаже...
– В пассаже, говоришь, упал?.. – механически переспросил Борис, думая, как разделается с кровником. – Наверное, импортный был...
– Нет, кирпич был отечественный. Импортные легкие, сам знаешь.
Мы все замолчали. Нам было о чем поразмышлять. Представьте, что вы напросились на вакантную должность первого помощника Вельзевула и получили согласие...
"Трешка" вернула нас на землю:
– Как наряжаться-то будете?
– Не понял? – спросил Баламут.
– Ну, в аду как хотите выглядеть? Чертями или кем-нибудь еще нарядитесь?
– Нет, чертями – это пошло и маловысокохудожественно, – покачал я головой. – Представляю, как обрадуется Светлана Анатольевна, увидев меня в образе черта. За родственника, не дай бог, признает...
– А давайте ничего не выдумывать... – предложил Бельмондо. – Пойдем в своих одеждах... И мучить будем от своего имени.
– Понятно, – приняла к сведению "трешка". – Второй вопрос: Сколько вы там собираетесь находиться?
– Как сколько? Пятнадцать суток, – хихикнул Баламут.
– Заметано. А женщин своих берете?