Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
В бубенце и в напеве матросов
Погибающий стонет «Варяг».
<1919>
373
В заборной щели солнышка кусок —
Стихов веретено, влюбленности исток
И мертвых кашек в воздухе дымок...
Оранжевый сентябрь плетет земле венок.
Предзимняя душа, как тундровый олень,
Стремится к полюсу, где льдов седая лень,
Где
И эскимоска-ночь укачивает день.
В моржовой зыбке светлое дитя
До мамушки-зари прижухнуло, грустя,
Поземок-дед, ягельником хрустя,
За чумом бродит, ежась и кряхтя.
Душа-олень летит в алмаз и лед,
Где время с гарпуном, миров стерляжий ход,
Чтобы закликать май, гусиный перелет,
И в поле, как стихи, суслонный хоровод.
В заборной щели солнечный глазок
Глядит в овраг души, где слезка-ручеек
Звенит украдкою меж галек — серых строк,
Что умерла любовь и нежный май истёк.
<1919>
374. Железо
Безголовые карлы в железе живут,
Заплетают тенёта и саваны ткут,
Пишут свиток тоски смертоносным пером,
Лист убийства за черным измены листом.
Шелест свитка и скрежет зубила-пера
Чуют Сон и Раздумье, Дремота-сестра...
Оттого в мире темень, глухая зима,
Что вселенские плечи болят от ярма,
От железной пяты безголовых владык,
Что на зори плетут власяничный башлык,
Плащаницу уныния, скуки покров,
Невод тусклых дождей и весну без цветов!
Громоносные духи в железе живут,
Мощь с Ударом, с Упругостью девственный Труд,
Непомерна их ласка и брачная ночь...
Человеческий род до объятий охоч.
И горючие перси влюбленных машин
Для возжаждавших стран словно влага долин.
Из магнитных ложесн огневой баобаб
Ловит звездных сорок краснолесьями лап.
И стрекочут сроки: «В плену мы, в плену...»
Допросить бы мотыгу и шахт глубину,
Где предсердие руд, у металла гортань,
Чтобы песня цвела, как в апреле герань,
Чтобы млечным огнем серебрилась строка,
Как в плотичные токи лесная река,
И суровый шахтер по излукам стихов
Наловил бы певучих гагар и бобров.
<1919>
375. Памяти товарища Василия Грошникова,
убитого на Нарвском фронте
Он явился мне в образе отрока, но высок и
чело крылато. Голос же его, как крик бекасов
на заре отлетной; в двадцатый день декабря.
Красному духу его посвящаю стих сей
Придут голубые Святки,
С вьюгой, с колким окном,
И заря раскинет палатки,
Отороченные бобром.
Приплетется бабушка в гости
С инеем на бровях,
Сказать о старом погосте,
О паюсных пирогах,
О новой протопопа рясе.
Только все украдкой поймут,
Что кутью убитому Васе
От земли метели несут;
Что кутья на маминых слезках,
Кровинки — сладкий изюм...
В подворотне зальется Розка
На чужой многокрылый шум.
И войдет в боковушу Вася,
Бабка всхлипнет: «Аминь, аминь...»
На сугробном, блёстком атласе
Панихидная злая синь.
Будут Святки под дальней Нарвой,
Звездотечная Коляда...
Разбудить ли бранной литаврой
Опочившего навсегда?
Дорогой товарищ Василий,
Солнцекудрой Коммуны сын,
По тебе Повенец и Чили
Испекут поминальный блин.
И, опарою канув в кадку,
Мирозданья выбродит кус,
Гималаи пойдут вприсядку,
Заломив гранитный картуз.
Вотяки, мингрельцы и мавры
В песноликий сольются луч,
Над полями кровавой Нарвы
Заалеет Дерево Муч.
По плодам, по ясному цвету
Мы узнаем святую кровь...
Милый братец, прости поэту
К многоцветным строчкам любовь!
<1919>
376
Ураганы впряглися в соху —