Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Ветрогривые жеребцы.
К яровому, озимому вздоху
Преклонились земли концы.
Будет колоб: солнце-начинка,
Океанское дно — испод...
По сердцам пролегла тропинка,
Где Бессмертное — пешеход.
Бадожок мозолит аорты,
Топчет лапоть предсердий сланец,
Путь безвестен
Где же, братья, тропы конец?
У излуки ли в Пошехонье,
Где свирепы тюря и чёс?..
Примерещилось рябой Хавронье
Дуновенье ширазских роз,
У мечети дядюшка Яков
С помадой и бирюзой...
Улыбается Перми Краков,
Пустозерску Таити зной.
Братья, верен буря-проселок,
И Бессмертное — пешеход,
Коротает последний волок
Ветрокудрый родной народ!
Ураганы впряглися в плуги,
Сейте пламя, звездный анис...
Зазвонят Соловки на юге,
У вогул запляшет Тунис.
И небесную, синюю шапку
Залихватски заломит мир.
Это вечность скликает рябку —
Сердце жизни на птичий пир.
1919
377
Они смеются над моей поддёвкой,
Над рубахой соловецкой тресковой,
Им неведомо распутинской сноровкой,
Как дитя, взлелеянное слово.
Им неведом плеск полночной зыбки —
Дрёма пальм над гулом караванным,
И в пушке надгубном вопли скрипки
По садам и пажитям шафранным,
По стране, где птицы-поцелуи
Гнезда вьют из взоров и касаний...
От Борнео до овчинной Шуи
Полыхают алые герани.
Смертоносны строк водовороты,
В них обломки Певчего Фрегата,
А в излуке сердца громный кто-то
Ловит звуки — радуги заката.
<1919. 1921>
37
8Отрубленная голова,
Как мусор, пожрана канавой,
В зубах застрявшие слова
Прозябли плесенью корявой.
Глазницы — черный океан,
Где тонет солнце — клуб червивый...
Огнем и празеленью ран
Удобрены родные нивы.
Запечный пламенный павлин
В напевах радугою светит,
И наше Пулково — овин
В созвездия суслоном метит.
Пророчит Сириус беду,
Зловещ Стрелец и Марс кровавый...
На эшафоте иль в аду
Благоухают розы славы!
Во рву, где плесень и ботва,
Угомонится мозг поэта,—
Усекновенная глава
На блюде солнечном воздета.
И лишь запечному коту
Близка нетленная потеря...
Я жил, ослиному хвосту
Молясь и нерушимо веря.
1919
379
С хитрым стулом умерла лавка
С певуном-Алконостом на спинке,
И усеяла кринка-мавка
Черепками печные тропинки.
Постучался Зингер в светелку,
Лодзь в хороводе пошла вприсядку,
Глядь, по лесному проселку
Догоняет вихрь самокатку.
Пригорюнился в пуще Топтыгин,
Слышна ли Маркони слеза медвежья?
И «Белым скитом» Чапыгин
Отпел родные безбрежья.
Вечная память вербе, лежанке,
Тихвинской колыбельной Богородице!
Обмолвлюся прозой: калачу с баранкой
Не след брыкаться и ссориться!
По зубам ли России калач чугунный
С бетонным исподом, с купоросной поливою?
Сердце верит: песня Коммуны
Зажурчит, словно ключ под ивою.
В песногуде Мильтон с Кирилловым
Поведут говорок о белых ангелах,
И Есенин в венце берилловом
Скажет сказку о книжных вандалах:
Как впрягали Пегаса в арбу словесную,
Где хореи и ямбы пустозвонные.
Я славлю Россию — сестру неневестную,
Заплетшую в косы огни небосклонные.
Я славлю Россию — жену многочадную
В коврижном саду под молочной смоковницей!
Пусть Зингер стучится в калитку оградную —
Сладчайшая мать не бывает любовницей!
1919
380
Не коврига, а цифр клубок