Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Шайка с резным ободком.
Хата чужбины не плоше,
К суслу ж кто больно охоч, —
С первой веселой порошей
Зыбку для первенца прочь.
Ярого кречета раны
Сыну-орлу не в изъян...
Мир вам, седые курганы,
Тучи, сказитель-бурьян!
<1915>
212
Облиняла
На задворках теплынь,
Сосунка-жеребенка
Дразнит вешняя синь.
Преют житные копны,
В поле пробель и зель...
Чу! Не в наши ли окна
Постучался апрель?
Он с верббю монашек,
На груди образок,
Легкозвоннее пташек
Ветровой голосок.
Обрядись в пятишовку,
И пойдем в синь и гать,
Солнце — Божью коровку
Аллилуйем встречать.
Прослезиться у речки,
Погрустить у бугров!..
Мы — две белые свечки
Перед ликом лесов.
<1915>
213
Лесные сумерки — монах
За узорбчным Часословом,
Горят заставки на листах
Сурьмою в золоте багровом.
И богомольно старцы-пни
Внимают звукам часословным...
Заря, задув свои огни,
Тускнеет венчиком иконным.
Лесных погостов старожил,
Я молодею в вечер мая,
Как о судьбе того, кто мил,
Над палой пихтою вздыхая.
Забвенье светлое тебе,
В многопридельном хвойном храме,
По мощной жизни, по борьбе,
Лесными ставшая мощами!
Смывает киноварь стволов
Волна финифтяного мрака,
Но строг и вечен Часослов
Над котловиною, где рака.
<1915>
214
Кабы я не Акулиною была,
Не Пахомовной по батюшке слыла,
Не носила б пятишовки с галуном,
Становицы с оподольником,
Еще чалых кос под сборником,—
Променяла бы я жарник с помелом
На гнедого с плящим огненным ружьем,
Ускакала бы со свёкрова двора
В чужедальщину, где вражьи хутора,
Где станует бусурманская орда,
Словно выдра у лебяжьего гнезда;
Разразила бы я огненным ружьем
Супротивника с нахальщиком-царем:
«Не хвались-де, снаряжаючись на рать,
На крещеную мирскую благодать,
Лучше выдай-ка за черные винь,1
Из ордынской государевой казны
На мужицкий полк алтынов по лубку,
А на бабий чин камлоту по куску,
Старикам по казинетовым портам,
Бабкам-клюшницам по красным рукавам;
Еще дитятку Алёшеньке
Зыбку с пологом алёшеньким,
Чтобы полог был исподом канифас,
На овершье златоризый чудный Спас,
По закромкам были б рубчаты мохры,
Чтобы чада не будили комары,
Не гусело б его платьице
В новой горенке на матице!»
215
Рыжее жнивье — как книга,
Борозды — древняя вязь,
Мыслит начётчица-рига,
Светлым реченьям дивясь.
Пот трудолюбца-июля,
Сказку кряжистой избы —
Всё начертала косуля
В книге народной судьбы.
Полно скорбеть, человече,
Счастье дается в черед!
Тучку — клуб шерсти овечьей
Лешева бабка прядет.
Ветром гудит веретнище,
Маревом тянется нить:
Время в глубоком мочище
Лен с конопелью мочить.
Изморозь стелет рогожи,
Зябнет калины кора:
Выдубить белые кожи
Деду приспела пора.
Зыбку, с чепцом одеяльце
Прочит болезная мать,—
Знай, что кудрявому мальцу
Тятькой по осени стать.
Что начертала косуля,
Всё оборотится в быль...
Эх-ма! Лебедка Акуля,
Спой: «Не шуми, чернобыль!»
<1915>
216
Не в смерть, а в жизнь введи меня,
Тропа дремучая лесная!
Привет вам, братья-зеленя,
Потемки дупел, синь живая!
Я не с железом к вам иду,
Дружась лишь с посохом да рясой,
Но чтоб припасть в слезах, в бреду
К ногам березы седовласой,
Чтоб помолиться лику ив,
Послушать пташек-клирошанок,
И, брашен солнечных вкусив,
Набрать младенческих волвянок.