Сердце красавицы
Шрифт:
Паркер улыбнулась, но в ее глазах мелькнули мстительные огоньки.
— Кей, вы не хотели бы прийти на свадьбу Мак?
Кей замигала.
— Ну, я едва знакома с девочкой, да и с Картером тоже.
— Я бы очень хотела, чтобы вы пришли, чтобы вы были гостьей в моем доме на свадьбе моей подруги.
— И помогла закопать труп?
— Будем надеяться, что до этого не дойдет. Но если дойдет…
— Я прихвачу лопату! — воскликнула Кей и с энтузиазмом стукнула своим бокалом по бокалу Паркер.
— Вы обе меня пугаете, —
В конце вечера, после ужина, после десерта и кофе — к изумлению Мэла, мама между делом спекла яблочный пирог — Кей распрощалась с сыном и Паркер:
— Я сама не спеша вымою посуду.
— Все было замечательно, просто чудесно. Благодарю вас.
Кей самодовольно улыбнулась сыну поверх плеча Паркер, когда та поцеловала ее в щеку.
— Обязательно приходите к нам еще. Мэл, отведи девочку наверх и покажи свою квартиру.
— Разумеется. Спокойно ночи, ма. Спасибо за ужин.
Они вышли из дома, и Мэл провел Паркер к наружной лестнице, ведущей в его апартаменты над гаражом.
— Ты подарила маме чудесный вечер, — сказал он, поднимаясь по ступенькам.
— Взаимно.
— Ты ей нравишься, а она разборчива.
— Тогда я польщена.
Мэл остановился перед дверью.
— Почему ты пригласила ее на свадьбу?
— Я думаю, ей понравится. Проблема?
— Нет, и ей действительно понравится. Но, — он постучал пальцем по ее виску, — здесь происходило что-то еще. Что-то еще здесь варилось, когда ты ее приглашала.
— Ладно, ты прав. Линда оскорбляет людей. Сознательно или неумышленно, но она это делает. Твоя мама, как я думаю, не из тех, кто дает себя в обиду, однако Линде удалось ее оскорбить. Поэтому твоя мама придет на свадьбу Мак как желанная гостья, тогда как Линда — только потому, что этого нельзя избежать, и это будет последний раз, когда она переступит порог моего дома.
— Ты умудрилась проявить расчетливость и доброту одновременно.
— Многофункциональность — мое второе имя.
— Не спорю. — Мэл легко погладил ее руку. — Ты тоже разборчива.
— Да.
Он изучал ее еще пару секунд.
— Я обычно не привожу сюда женщин. Это… странно, — добавил он.
— Представляю. Мэл отпер дверь.
— Входи.
Здесь не было так многоцветно, как у его матери, и царила почти спартанская атмосфера. При этом все было устроено очень практично, как любила Паркер.
— Как здорово! Я представляла пару маленьких комнат, а здесь одно открытое пространство. Огромное. Кухню в углу почти не видно, и жилое пространство отгорожено мебелью.
Паркер покачала головой, увидев на стене огромный плоский телевизор.
— Почему мужчины обожают огромные телевизоры?
— Почему женщины обожают обувь?
— Туше.
Паркер прошла дальше, увидела в приоткрытую дверь удобную и стильную спальню, вернулась к стене, на которой в черных рамках висели очень реалистичные зарисовки уличных сценок.
— Мне нравятся эти
— Да, нормальные.
Паркер подошла поближе, вгляделась в подпись в нижнем углу.
— Каванаф?
— Мой отец.
— Малком, они чудесные. Замечательная память о нем. А ты умеешь рисовать?
— Нет.
Она повернулась к нему, улыбнулась.
— И я не умею.
— Останься.
— У меня в багажнике дорожная сумка. — Паркер открыла сумочку, вынула ключи от машины. — Принесешь?
Мэл взял ключи, позвенел ими, не сводя с нее глаз.
— Где твой телефон?
— Здесь. Я выключила его перед ужином.
Мэл наклонился и поцеловал ее.
— Ответь на звонки, а потом снова выключи.
Я принесу твои вещи.
Когда он вышел, Паркер достала телефон и снова огляделась.
Порядок, практичность, простор. Обитель мужчины, легкого на подъем, привыкшего к переездам без лишних хлопот. А у нее такие глубокие, глубокие корни.
И она не понимала, совсем не понимала, как к этому относиться.
Отмахнувшись от своих мыслей, она включила телефон и начала проверять сообщения и голосовую почту.
16
На место аварии Малком примчался вскоре после полицейских, пожарных и машин «Скорой помощи». Спеша под холодным моросящим дождем к мелькающим огням, огороженным желтой лентой, он натянул на голову капюшон хлопчатобумажной фуфайки.
Тела уже убрали. А тела точно были. Искореженная груда железа — бывшая «BMW М6» — не оставляла никаких сомнений в том, что в этой машине никто не выжил. Второй автомобиль был здорово помят, но, возможно, подлежал восстановлению.
Если в «Лексусе» ехал везунчик, он покинул место аварии на своих ногах, пусть прихрамывая, а если его и унесли на носилках, он точно дышал.
Малкома вызвали отбуксировать то, что осталось от обеих машин.
Над скользкой от непрерывной мороси дорогой дрожал сине-красно-белый туман. В свете фар и полицейских мигалок сверкали мелкие осколки лобового стекла, поблескивали следы торможения, куски покореженного почерневшего хрома, лужи крови и — самое страшное — еще не убранная с обочины единственная женская туфелька.
Полицейские суетились, восстанавливая картину происшествия, но Малком мог все представить и сам.
Мокрая дорога, тонкая пелена тумана, превысивший скорость «BMW», поворот, занос, потеря контроля, пересечение разделительной линии, столкновение с «Лексусом». Хлопки раскрывающихся подушек безопасности, «BMW» переворачивается дважды, может, трижды… пожалуй, трижды, учитывая скорость, массу машин и угол столкновения.
Кто-то вылетает через лобовое стекло, вероятно, непристегнутый пассажир, сидевший на заднем сиденье исковерканного «М6». Если впереди тоже был пассажир, то его или ее смяло в лепешку, и водителя, скорее всего, постигла та же судьба.