Сердце кугуара

Углицкая Алина

Ева едва слышно хмыкнула.

— Твое прошлое обещание превратилось в кошмар.

— Что? — он нахмурился. — О чем ты?

— О нашей прошлой встрече. В Радонске. Это ведь был ты, не так ли? Я вспомнила… Ты напал на меня возле клуба, летом девяносто девятого.

— Девяносто восьмого. Да, это был я. Прости, тогда я не смог сдержаться. Твой запах буквально сбил меня с ног.

— Запах?

Вытирая уже подсыхающие слезы, Ева обернулась к Лукашу. В темноте она ничего не видела, но блеск его глаз невозможно было спутать ни с чем.

— Да, —

он позволил себе слегка улыбнуться. Улыбка получилась печальной. — Твой запах. Мой Зверь признал тебя своей парой.

— И-и-и… что это значит?

— Большие проблемы для нас обоих.

Ева нахмурилась. Судя по тону, Лукаш не собирался развивать эту тему.

Девушку все еще колотила внутренняя дрожь, но мысль о том, что она может больше никогда не увидеть ни своих родных, ни сына, придала ей сил. Словно открылся внутренний резерв, который до этого был на замке.

— Какие проблемы? — настойчиво спросила она. — У нас уже проблемы, если ты не заметил. И все из-за этой чертовой флэшки. Что на ней?

— Тебе не нужно об этом знать.

— И почему же?

Она сменила позу. Села, насупившись, подобрала под себя ноги и укрылась пиджаком так, что теперь из-под него была видна только ее голова и кончики пальцев ног. И почему-то именно эти пальчики, такие маленькие и беззащитные, привлекли внимание Лукаша. Он сосредоточился на них, не в силах заставить себя посмотреть ей в лицо.

— Это может стоить тебе жизни, — произнес охрипшим голосом.

Ева расхохоталась.

Откинув назад голову, упершись затылком в мягкую стену, она хохотала, как сумасшедшая. По лицу вновь потекли соленые капли.

— Господи, — пробормотала девушка сквозь смех и слезы, — ты идиот или прикидываешься? Посмотри вокруг. Я уже в такой ж…

Договорить она не успела. Реакция Лукаша оказалась быстрее, чем слова, едва не сорвавшиеся с ее губ.

Одним движением он оказался вплотную к ней. Схватил за плечи, встряхнул, обрывая зародившуюся истерику. Голова Евы безвольно мотнулась, смех застыл на губах, зубы клацнули, едва не прикусив язык. Глаза испуганно уставились в темноту, туда, откуда доносилось тяжелое дыхание вера. 

— Хватит! — процедил он сквозь зубы. — Ты даже не представляешь, с чем мы имеем дело!

Она медленно и глубоко вдохнула. На пару секунд задержала дыхание, закрыла глаза. А потом, стараясь говорить спокойно и тихо, произнесла:

— Так объясни. Я же не дура. По крайней мере, умнее, чем выгляжу.

Он убрал руки. Отодвинулся. Причем так, словно близость ее причиняла ему дискомфорт.

— Это сложно объяснить, — услышала Ева его глухой голос.

— Попробуй.

— Не знаю с чего начать… Черт!

Выругавшись, он запустил пальцы в волосы и сжал виски. Оказывается, разговаривать по душам это так трудно! Намного проще отдавать приказы.

— Начни сначала. Почему тогда ты напугал меня, но ушел, ничего не сделав?

— Потому что ты была ребенком, — бросил, отрывисто, — а я не извращенец.

Я нормальный мужчина с нормальными желаниями. И я безумно тебя хотел… Хочу… — Последнее было лишним.

Ева плотнее закуталась в пиджак.

— Прости.

— Тебе еще не надоело извиняться?

— Да. Глупо звучит.

— Ладно. Почему же ты не вернулся, как обещал?

— Не смог. Я вообще не должен был там появляться. Это была тайная вылазка. Если бы полиция поймала меня, сама знаешь…

Да, она знала.

— Они бы тебя убили. Черт! — она выдохнула, пытаясь сдержать эмоции, грозившие вырваться наружу новым приступом истерии. — Я после того случая целый год по ночам спать не могла. Только засну — слышу этот ужасный рык: «Потом заберу». Я стала бояться ходить одна, бояться пустых помещений, темных улиц, парков и скверов. Да, я даже стала бояться в одиночку заходить в собственный подъезд среди бела дня! Все ждала, что тот маньяк вернется, чтобы доделать начатое, вот-вот выскочит из-за угла. Мать отвела меня к психиатру. Чертов мозгоправ поставил мне диагноз тревожно-депрессивный синдром! Ты хоть понимаешь, что мне пришлось пережить?

Ева с трудом сдерживала желание вцепиться в глаза этому гаду, который сидит там, в темноте, и даже представить себе не может, во что вылилась для нее их случайная встреча. 

— Значит, эти таблетки…

— Да. Это он мне их прописал.

— Прости…

Да он над ней издевается!

Зарычав, словно сама была зверем, Ева метнулась в сторону Лукаша. Туда, откуда доносился его голос, его дыхание. Налетела, как фурия, нанося слабые, беспорядочные удары. Он даже не пытался ее остановить. Град ударов обрушился на его плечи, грудь, голову. Она не видела, куда бьет. Он легко мог откинуть девушку, остановить. Но не делал этого, молча терпел. Давал ей возможность вылить свой гнев.

— Гад! Подонок! — от ударов руки Евы болели больше, чем досталось ему. — Сволочь!

Она даже не могла подобрать слов, чтобы выразить всю гамму чувств, которые сейчас в ней бурлили.

— Ненавижу тебя!

— Хватит.

Всего одно слово, брошенное в темноту бесстрастным тоном. Всего одно движение большого, опасного тела. И вот уже Ева лежит на спине, распластанная, прижатая к мату, а над ней, удерживая ее, возвышается Лукаш.

— Не нужно бросаться словами, о которых потом пожалеешь, — раздался ледяной голос.

— Отпусти меня! — процедила она, пытаясь его оттолкнуть.

— Нет, тебе надо остыть.

Зарычав сквозь зубы, Ева с удвоенными усилиями начала вырываться.

— Тише, тише… — прижав девушку к полу, Лукаш накрыл ее своим телом. — Ева, пожалуйста, ты сделаешь только хуже.

Сохранять ледяное спокойствие приору становилось все труднее с каждой секундой, с каждым резким движением женского тела, бьющегося под ним. Ева, сама того не зная, будила в нем Зверя, будила то темное и опасное, что он пытался сдержать все это время, чтобы не причинить ей вреда.