Сердце Лета
Шрифт:
– Более чем, – кивнул Фарот. – Я с тобой. А ты, Уга?
Уга молчал, глядя в пол.
– Преал?
– Я остаюсь! – отрезал он. – Ничего нет величественнее и дороже шанса вернуть людям солнце!
– Даже дружба?
Преал глубоко задумался над ответом.
– Лета, – сказал Фарот, – ты остаешься здесь или летишь с нами?
– И мы бросим «Летатель»?
– Да, у нас нет другого выхода.
– Я не хочу, чтобы мы расставались… друг с другом и с «Летателем»… – губы Лета задрожали, в глазах заблестели слезы, она выглядела человеком, на которого внезапно обрушилось горе.
– Э, малыш, – Фарот присел на корточки, заглядывая ей в глаза, – что стряслось? Подумаешь, какой-то старый глупый корабль.
– Это не старый глупый корабль, это – дом, – она изо всех сил сдерживала слезы, – нельзя бросать свой дом. И нельзя бросать друг друга, если вы друзья! Друзьям нельзя расставаться! Когда распадается дружба, умирает частица Вселенной…
Из синих глаз Лета хлынули золотисто-желтые слезы. У Триумата невольно расширились глаза при виде такого разноцветия.
– Она права, – неожиданно всхлипнула и зарыдала Насрин, – красотуля прав-а-а! Надо, чтобы все всегда были вместе!
– Но все не могут всегда быть вместе, – растерялся Тротил, – существуют различные обстоятельства, из-за которых расстаются любимые люди, друзья перестают быть друзьями, хуже того, они предают друг друга, начинают ненавидеть, такое происходит сплошь и рядом. Каждое мгновение кто-то от кого-то уходит, чтобы больше не встречаться никогда, каждую минуту распадается какой-нибудь крепкий союз, чтобы никогда не воссоединяться, а Вселенная все еще существует и, надо сказать, прекрасно выглядит, – Тротил улыбнулся.
Он надеялся, что Лета улыбнется в ответ, но девушка слишком серьезно смотрела на него своими синими глазами.
– Вселенная все еще жива потому, что каждую минуту не только разрушается, но и создается, не только предают, но и спасают, – ответила Лета, она больше не плакала, желтые слезы бесследно исчезли с ее точеных смуглых скул. – Поэтому она и живет, вы понимаете?
Глава 30
Борясь с сильным желанием закурить, Тротил вышел из дома и направился в сторону сквера. Ветер почти стих, но холод обострился, казалось вот-вот пойдет снег. Упругий воздух напряженно подрагивал, в густом облачном месиве по-прежнему мелькали белесые всполохи. Их появление и исчезновение не сопровождалось никакими звуками, хотя бы отдаленно напоминающими раскаты грома, и от этой бесшумности картина выглядела зловещей, словно в преддверии неизвестной природной катастрофы.
Завернув за угол, Тротил подошел к ближайшему дереву, сорвал с нижней ветки длинную голубоватую иглу, сунул ее в рот и тут же выплюнул, скривившись от резкого синтетического привкуса. Потрогал ветку, ствол – дерево было искусственным.
– Тротил, ты где? – послышался голос Уги.
– Здесь, – он присел на корточки и коснулся пальцами плотно утрамбованной земли вокруг ствола.
– Ты чего ушел? – подрагивая, Уга застегнул крепления рубашки до самой шеи.
– Проветриться захотелось.
– То, что сказала Лета, еще раз доказывает, что у нее есть память и она не является оружием, правда? – он присел на корточки рядом с Тротилом. – Ты чего-то ищешь?
– Вчерашний день, – Тротил выпрямился и провел указательным пальцем по гладкому темному стволу. – Смотри, Уга, сколько у нас уже интересных сведений о Лета набралось: нам известен ее возраст, способности, глубокие познания о добре, зле, Вселенной – и это по-прежнему ни о чем тебе не говорит? Ты до сих пор не можешь определить, откуда она?
– Стыдно признаться, – вздохнул Уга, – очень стыдно признаться, но не могу.
– Ты точно ничего от нас не скрываешь?
– Хочешь сказать, я знаю, но молчу?
– Именно. Разве могут такие яркие и необычные существа вроде Лета жить в полнейшей изоляции так, чтобы о них никто не знал?
– Понимаешь, Тротил, – Уга прислонился спиной к соседнему дереву, – я – это совсем не значит «все». Знания, которые я получал о нашей Вселенной, о галактиках, о планетах и их жителях, были довольно давнишними…
– Ты же сам говорил, что такой народ не мог возникнуть недавно.
– Это да, но ты пойми, я не являюсь универсальным банком данных всей Вселенной, я вообще по образованию картограф.
– Кто?
– Картограф, – смущенно улыбнулся Уга, – составитель карт и атласов, а все мои многочисленные познания – это просто хобби, к тому же при составлении различных справочников я вынужден был использовать кучу материала и запомнил столько информации благодаря лишь своей абсолютной памяти. Но знать все и обо всем невозможно, приток знаний должен осуществляться постоянно, беспрерывно, а я бросил работу картографа сразу, как только у меня открылись мои способности.
– А как они у тебя открылись? И как давно?
– Можно я не буду рассказывать?
– Как хочешь, – пожал плечами Тротил. – Ты от холода уже трясешься, иди в дом.
– А ты?
– Я еще прогуляюсь.
– Тогда я с тобой.
Некоторое время они молчали, стоя на одном месте и подпирая собой деревья.
– Тротил, – просящим голосом произнес окончательно околевший от холода Уга, – ну давай спасем мир и полетим спокойно на Ирумис, а? Ну давай, чего тебе стоит? И Кусон загорелся идеей побега с Обелиса, тогда ему не надо будет отдавать долги. Терей тоже не против улепетнуть отсюда, замучался он по лесам бегать на четырех лапах, надеется выздороветь, как только окажется подальше отсюда, к тому же у него навалом чеков, он сказал, что прихватит с собою все свои многочисленные сбережения. Триумат с дорогой душой готов нам помогать. Видишь, все друг другу хотят добра, света и счастья, не исключая, разумеется, небольшой собственной выгоды. Смотри, как все удачно складывается, чего ты захандрил? Или мир спасать не хочешь?
– Совсем не хочу, – честно признался Тротил.
– Зато представь, как счастлив будет Преал, когда у нас все получится.
– А если у нас не получится?
– Да ты что! Такой вариант никто даже и не рассматривает! Все получится, вот увидишь.
– Я этого даже представить не могу, а что касается счастья Преала…
– Но ведь мечта же у человека сбудется, понимаешь? Мечта.
– Так это же горе, ведь мечтать потом не о чем будет, как же тогда ему жить?
– У Преала богатая фантазия и горячее сердце, – улыбнулся Уга, – он тут же размечтается о чем-нибудь другом, не менее великом и прекрасном.