Сердце не обманет, сердце не предаст
Шрифт:
Он снова вернулся к списку. На каждую дату имелось, кроме видеофайлов, еще по документу, а за пятницу целых два, из-за чего Алексею сразу захотелось просмотреть именно их, но он подавил искушение: нужно сначала понять, что эти документы представляют собой в целом, чтобы увидеть, в чем отличие пятницы. Он открыл первый, понедельничный, за ним второй… Это оказались краткие отчеты по встречам за каждый день. И Кис перешел к пятнице.
Один из двух документов тоже оказался наброском отчета, зато второй…
«У
Я только вышел из книжного магазина на Полянке, как услышал, что кто-то зовет меня. Обернулся. Серо-зеленые тревожные глаза, точеный носик и… надо же, я не обратил внимания в первый раз: веснушки на нем. Это мило.
Она ко мне подбегает, чуть запыхавшись. Действительно ли случайна наша встреча? Моя секретарша не могла проболтаться о том, куда я еду после работы… Надо будет все же ее расспросить».
Алексей остановился. Это продолжение! А где начало?
Он стал прокручивать по очереди все видеозаписи за пятницу. «Серо-зеленые тревожные глаза, точеный носик»… Ага, вот и она! Серо-зеленые глаза и… верно, веснушки при офисном освещении незаметны. Ну что ж, посмотрим, посмотрим, что тут за история.
На видеозаписи молодая и весьма миловидная женщина в деловом костюме (юбка и приталенный пиджак, цвет между серым и бежевым) усаживается на стул, заправляет за ухо выбившуюся из прически прядку светлых волос. На предыдущих записях посетители ждали, пока психолог заговорит сам – а он начинал с просьбы представиться, – однако она завязала беседу первой:
– Значит, вас наняли для того, чтобы…
– Уместнее будет слово «пригласили».
– Подозреваю, что разница в терминах интересует только вас! – Улыбка у нее яркая, дерзкая.
Надо же, она ведет себя вызывающе, удивился детектив. И зачем? Не хочет играть в «шарика и калошу»? Алексей ожидал услышать наложенный голос Михаила, как на других записях, но нет, психиатр почему-то от комментария воздержался.
– А что интересует вас? – продолжал Козырев.
Он тоже отступил от схемы, задал вопрос нестандартный. Принял ее игру?
– Вы считаете, что самоубийства заразительны? Или так считает наше руководство?
– Ваше руководство обеспокоено тем, что…
– Я знаю. Скандал в благородном семействе. Так самоубийства заразительны?
– Это ведь не вирус. Но – пример. Тот, кто лишь подумывал о самоубийстве, может решиться на акт под влиянием примера. У вас в Концерне ведь уже два случая. И нельзя исключить, что…
– Вы вообще думаете, что говорите, господин психиатр? Есть же поговорка: «дурной пример заразителен». Ее все знают, даже последние тупицы! А вы тут с умным видом мне ее растолковываете… Или вам за время платят?
– Нет, подушно, – отвечает он.
В голосе его чувствуется веселое любопытство. Ага, он тоже заинтригован странным поведением этой женщины, – отметил детектив.
– Простите?
– Повстречно.
– Да я уже поняла, хватит объяснять, зануда вы какой!
Она снова сунула прядь за ухо, поправила воротник кремовой блузки, расстегнутой на две пуговицы. Хороший у них дресс-код: в меру соблазнительно. Лицо ее, однако, словно выключилось. Так гаснут огни рекламы – зазывной нашлепки на теле здания, которое теперь, в отсутствие блеска, погружается в сосредоточенное самосозерцание. Теперь оно не светит другим, посторонним, теперь оно размышляет о своей судьбе.
Странно, Козырев все молчит. Он вообще не сделал комментарии поверх этой записи?
Она вдруг начинает ерзать на стуле. Нервничает? На взгляд Алексея, слишком уж откровенно, если не сказать – демонстративно.
– Вам неудобно? – спрашивает Михаил.
– Мне? А, нет. Просто не очень хорошо себя сегодня чувствую.
«Сегодня». Намек на месячные? Провокация? Или она ведет какую-то игру… цель которой детективу не была ясна. Интересно, понял ли ее Козырев?
– У меня всегда с собой небольшая аптечка. Дать вам обезболивающее?
– Да, дайте… Спасибо.
В объективе камеры появляется его рука с таблеткой, которую он протягивает женщине. Та принимает, сжимает в ладони. Пауза. Она осматривается по сторонам. Что она хочет увидеть в этой маленькой комнате?
– Воды? – спрашивает Михаил.
Она кивает, его рука берет бутылку, стоящую сбоку на столе, наливает в стакан.
– Он чистый, я из него еще не пил.
Михаил встает и отходит куда-то, камера не видит куда, он вне ее поля зрения. Надо полагать, что он повернулся к женщине спиной – встал у окна (куда же еще?), – потому что она прячет таблетку в карман, пьет воду. Козырев не успел ее предупредить, что их беседа записывается на камеру – слишком нестандартно оная беседа началась, – и она не догадывается, что его мобильный фиксирует каждый ее жест.
Почему он отвернулся? Намеренно дал ей возможность смухлевать?
– Так вы пытаетесь вычислить будущего самоубийцу? – она возвращает пустой стакан.
– Звучит как фраза из детектива, – улыбается (на слух понятно) Козырев. – С разницей в приставке «само». Я психолог… – Он запнулся и, через паузу: – Ирина Петровна. – Видимо, прочитал ее имя на какой-то бумаге (список сотрудников?), лежащей перед ним. – А не сыщик.
– И как же вы намерены его вычислить?
– Никак. Могу только предположить.
– Заподозрить?
– Можно и так сказать.
– Меня? Потому что я нервничаю?
В ее серо-зеленых глазах плещется тревога. Впечатление такое, будто в зрачок бросили камень, и теперь вокруг него по ирису расходятся волны.
– Необязательно. Хотя вы нервничаете. Скажете, почему?
– Ой… – она резко хватается за низ живота. – Ой, простите… У меня… Я неважно себя чувствую… Можно, я приду к вам в другой раз? Дайте мне номер вашего телефона!
Похоже, Козырев немного растерялся: очень уж неожиданный поворот в разговоре. Он молчит.