Сердце Охотника
Шрифт:
Я вежливо благодарю.
– Очень красивый дом… – и это самая длинная фраза, сказанная мной Зайцу с момента нашей встречи.
Дом действительно красив. Уютная кухня, просторная гостиная, застланная ковром. Занавески на широких окнах. На подоконниках кадки с цветами. Прохладно, но напротив дивана – камин.
– …Только вы не подскажите, что я здесь делаю?
– Просто гостите в этом дружелюбном городе, – так же вежливо отвечает провожатый, при этом его верхняя губа вздрагивает, обнажая длинные передние зубы.
Я не чувствую
– То есть я могу в любой момент уйти?
– Можете попробовать, – почесав за ухом, отвечает Заяц.
– Но мне хотя бы можно выходить на улицу?
– У меня нет рекомендаций на этот счет. Но, следуя собственному чутью, я бы не советовал так рисковать. По крайней мере, сейчас, когда ночь так близко.
– Пожалуй, ночью я буду спать.
– Это верное решение. А теперь позвольте откланяться, – и Заяц в самом деле коротко мне кланяется.
– Позволяю, – машинально выпаливаю я, хотя, наверное, стоило бы ответить иначе.
Наблюдаю, как Заяц спускается по ступенькам крыльца, и бросаюсь к холодильнику. Чего там только нет! Но только не нормальной еды. Ни мяса, ни рыбы. Сооружаю себе здоровенный бутерброд с творожным сыром и свежими овощами, завариваю чашку чая и ужинаю в кресле, не включая света, глядя в темнеющие окна.
Сумерки быстро густеют. Волнение неприятно скребется в солнечном сплетении. Что происходит там, по ту сторону стекла? Я не вижу ни одного светового пятнышка, ни единого зажженного фонаря, но слышу далекий шум шагов, голоса. Сползаю ниже по спинке кресла – такое странное чувство, когда хочется казаться незаметной, даже если я одна в доме.
Потом появляется луна, круглобокая, с голубыми прожилками. Слепит меня даже сквозь занавески. Смотрит, словно живая, ощущение настолько сильное, что в первые секунды кажется, будто это она медленно опускает ручку входной двери.
А потом я спохватываюсь. Вжимаюсь в кресло. Не дышу.
Дверь распахивается, являя мне мужской силуэт в проеме, затем тихонько ударяется о тумбочку у стены и замирает.
– Дверь не заперта. Ждешь кого-то? – раздается в кромешной тишине знакомый голос.
– Чуда… – отвечаю я и чувствую, как пол уходит из-под ног.
Алекс
Ночь я провел у Зайцев. Слишком близко от тюрьмы, слишком близко от Волков. Да и Зайцы, как выяснилось, те еще хранители секретов. Но в последнее время мне так фартило, что появился кураж: ну, где же дно у моего везения? Когда я оступлюсь и вывихну ногу? Или хотя бы простыну?..
Я чихаю – громко, до звона в ушах, – и меня накрывает хохот, от такой вот иронии, но еще больше от того, что я слышу за хлипкой стенкой звуки падения, точно яблоки сыплются с веток. Небось, Зайцы испугались моего чиха и посваливались с многоэтажных кроватей на пол. Картинка перед глазами встает такая, что смех едва ли не перерастает в истерику. Хохочу до боли в солнечном сплетении, до слез. Но, думаю, по-настоящему Зайцам становится не по себе, когда я внезапно замолкаю.
Я лежу на крохотной кровати, где помещаюсь, только поджав ноги, и смотрю в черный прямоугольник той кровати, что надо мной.
Дикарка.
Я же хотел тебя отпустить. Да я отпустил тебя! Тогда, в лесу, возле железнодорожной станции. Так зачем же ты снова и снова возвращаешься ко мне?.. Я уже не верю в предназначение, не верю в предопределение. Только почему этой ночью, находясь в сотнях километров друг от друга, мы снова будто связаны? Мы словно точки на листе бумаги. Не рядом, не вместе. Не приблизиться. Но если листок сложить, мы совпадем. Вот что я чувствую.
Переворачиваюсь на бок. Жесткая наволочка пахнет травой и шерстью. По чердаку топают мыши – так громко, что это слово тоже надо писать с большой буквы. Мыши, Зайцы, Волки… Как все перемешалось…
Когда-нибудь я займусь этим зоопарком. Но сначала – Дикарка. Только представлю, как нахожу ее, запертую в далекой дикой Озвереловке, измученную, уставшую, не понимающую, чего от нее хотят… Только представлю ее взгляд… Аж мурашки по коже. И вот я переступаю порог ее светлой темницы, сжимаю ладонями плечи – они такие хрупкие! – затем притягиваю ее к себе… Чувствую биение ее сердца. Или это мое? Или теперь оно одно на двоих?..
Черт!
Разжимаю кулаки и выпускаю одеяло.
Как бы я хотел снова испытать это чувство: когда тело уже не состоит из молекул, а превращается в сгусток энергии и желания. Только теперь все иначе. Она выбрала Самца. Она предпочла зверодуха самому близкому, самому верному ей мужчине. Она предпочла зверодуха мне, Охотнику!
Я сбрасываю с себя одеяло и вскакиваю с кровати. За стеной сразу начинается суета. Вхожу в Заячью спальню. Утро едва зачинается, в тусклом свете комнатушка и в самом деле кажется норой. Воздух спертый, неприятный.
– Мне нужен провожатый, – грозно говорю я, хотя этим трусишкам хватило бы и моего шепота.
Молчат. Небось, и уши поджали.
– Считаю до трех, а потом начинаю отлавливать вас по одному, – говорю я первое, что взбрело в голову.
Писки, топот, вздохи, хныканье.
– Раз… – опираюсь о косяк двери так, чтобы перекрыть выход – сделать это несложно. – Два…
Интересно, какой страх в них пересилит: пойти с Охотником или быть им пойманным? Мне даже любопытно.
– Три! – уже рычу.
– Я пойду… – слышится из глубины комнаты.
– У тебя пять минут на сборы. Возьми чего пожрать – и побольше. Если проголодаюсь, сожру тебя.
Выхожу на крыльцо. Стремительно светает. Вижу у двери с десяток пар обуви. Несмотря на маленький рост, лапы у Зайцев что надо. Примеряю лапти – или что это? Мда… Но все лучше, чем в сырых дырявых ботинках.