Сердце разбитой кометы
Шрифт:
– Я смотрю, вы сломались? Жизнь потеряла смысл? Так, может, не стоило убивать любовь всей своей жизни? Перегнули палку? – спросил Трофим, закидывая ногу на ногу.
После весьма продолжительной паузы Валентина Петровна спросила:
– Ты о чем? Какую любовь я убила? Что за тон, Трофим? Ты в своем уме?
– Да, я в своем уме, можете не беспокоиться. Я о Геннадии Альфредовиче. Уверен, это вы убили его, воткнув булавку ему в шею. Отомстили за обиды, разочарование, ревность. Да-да, именно так! Вы завоевывали его всю жизнь, по частицам, по крупицам, все время старались находиться рядом. Были в курсе его пылких влюбленностей и мимолетных увлечений, внушали себе, что вам все равно. Психологическая пытка длилась годами. Вы оставались рядом, имея только надежду на то, что когда-нибудь этот человек все же достанется вам, что он оценит и поймет, что всю жизнь
Валентина Петровна смотрела на Трофима странным потухшим взглядом.
– Ты прав, умный мальчик. Он посмеялся надо мной и назвал старой обезьяной, которой давно следует прекратить ревновать его. И сказал, если я и дальше буду на него давить, он выгонит меня с работы. А еще добавил, что все равно добьется Светланы, потому что она секси.
– Это обидно слышать, – кивнул Трофим, удивленный, что Валентина Петровна так быстро призналась.
– А вы, молодой человек, не просто физик, вы явно лирик. Так все ярко представили! Я как будто еще раз участвовала во всем этом, все увидела своими глазами со стороны. После его обидных слов у меня перед глазами все поплыло, просто кровь бросилась в голову, и я так… – она прикоснулась к шее, где был шарфик с булавкой, и сделала жест рукой, словно повторяла свои действия. – И я, молодой человек, очень пожалела об этом. У меня вся жизнь была связана этим мужчиной. Хорошо ли, плохо ли, но вся жизнь…. И когда его не стало, я поняла, что и моей жизни пришел конец. Теперь мне все равно, что будет со мной. Долго мне все равно не протянуть, я это чувствую, знаю.
Старческая худая рука Валентины Петровны потянулась к пачке сигарет Трофима. Она вытянула одну, он любезно дал ей прикурить от своей зажигалки.
– Ты – симпатичный молодой мужчина, лично тебе я не хотела вредить. Я всего лишь хотела помочь спасти наш музей, ну и быть вместе с Геннадием. Если бы музей закрыли, я бы его больше никогда не увидела, ведь только на работе и встречались. Я видела, как он страдает, и очень хотела ему помочь. Я ради любви все это…
– Я знаю, и другие убийства по нелепости совершили вы, – кивнул Трофим.
– Как хорошо ты изъясняешься. Нелепые убийства – именно так их можно назвать, – засмеялась она. – Вся моя жизнь – сплошная нелепость.
– Все это было направлено против Антонины, а она ведь вам ничего плохого не сделала, очень алчная у вас любовь получается, – произнес Трофим.
– Она тоже милейшая девушка, совершенно верно. Вы оба очень хорошие люди. Просто для меня было важно сохранить музей, а для этого нужны были деньги…
– И как вы вышли на меня? – спросил Трофим.
– Нашлись люди, похоже, иностранцы. Они сказали мне, что за огромные деньги готовы выкупить у меня данные из компьютера одного молодого ученого, который частенько останавливается в отеле напротив нашего музея. Почему они вышли на меня? Непонятно… Я очень словоохотливая, располагающая к себе, может, видели, что мы знакомы и мне легко будет подобраться к тебе… Были сведения, что одна молодая дама повезет нужную информацию из Москвы в Петербург. Мне сообщили и время отправления поезда, и купе. Я решила действовать в пути, чтобы максимально отвести подозрения от места своей работы, от Геннадия. Я отравила ту девушку, уколов ее ядом, после обшарила ее сумку, но не нашла никаких электронных носителей информации. Только потом я узнала, что девушка оказалась другой. Ведь когда я попросила перевести в мое купе
– Вы у меня сейчас слезу выбьете, – мрачно ответил Трофим. – Ваша любовь, я так понимаю, была превыше всего и требовала жертв?
– Да, это так, и в этом я не сомневалась. Но в номере было очень темно, и я не рассматривала, почему-то была уверена, что уж в номер ее заселили правильно, вот и убила опять не ту. Может, в моем возрасте уже поздно становиться убийцей? – спросила она то ли сама себя, то ли Трофима.
– А третья попытка для чего нужна была? – поинтересовался Трофим, не отвечая на ее глупый вопрос. – Вошли в раж? Не смогли остановиться?
– Совершенно верно. Как-то обидно стало. Два трупа на мне, и ни одного нужного. Как два выстрела и ни одного попадания.
– И вы решили разыграть этот спектакль с переодеванием? – уточнил он. – И не забыли о старинных украшениях?
– Именно. Какой же вы догадливый, – прищурилась она.
– Если у человека на руке след от укола, а до этого он схватил женщину за руку и упал замертво, а женщина эта утверждает, что никаких уколов ему не делала, и я ей верю… Что тогда получается? Что в руке этой женщины что-то было. Антонина рассказала мне, что вы надели ей на палец какой-то старинный перстень. И мы нашли этот перстень, вы не поверите… Он весьма интересен.
– Да что вы? Когда же это вы все успеваете, молодой человек? – сузила глаза Валентина Петровна, понимая свою дальнейшую судьбу.
– Да, в сейфе нашли, Антонина его опознала. В нем секрет есть – выдвигающийся механизм в виде иглы, туда яд налить можно. И тогда при крепком рукопожатии обладатель этого чудо-перстня сможет убивать своих оппонентов. Интересная штучка. Я бы назвал это оружием.
– Интересная, необычная, – как эхо повторила Валентина Петровна.
– Вы надеялись, что по незнанию и по неосторожности Тоня сама себя уколет, и все.
– Надеялась, – вздохнула она. – У нее очень хороший ангел-хранитель… Никак было не убить.
– А яд, который вы так ловко разбрызгиваете вокруг себя, словно ядовитая паучиха, тоже из восемнадцатого века? Наверное, нашли в одной из таких штучек с секретом? Поэтому современные эксперты мучаются над составом? Скорее всего, в наше время уже нет таких ингредиентов. Не поделитесь рецептом? Или дайте хоть одну капельку, а то в человеческом теле он так быстро разлагается, что состав понять невозможно.
– А ты все за науку радеешь? То за физику, теперь за химию. Нет, милый, израсходовала я весь старинный яд. Последняя капля Антонине в перстень ушла, и без результата. Канул в Лету этот яд, а может, оно и к лучшему?
Трофим закурил.
– И стоило ни в чем не повинных людей так вот убивать?
– Говорю же… Надо было спасти музей и Гену. Тогда бы он посмотрел на меня другими глазами… Может быть…
– Так вы не знаете, что Геннадий Альфредович давно позаботился о своем благосостоянии? Видно, вас он в свои планы не посвятил, – сказал Трофим.
– Что ты имеешь в виду? – напряглась Валентина Петровна.
– Вы вот старались для него, а он, опытный антиквар, давно нашел картину неизвестного автора, на которой изображена императрица. Картина так себе, ценности особой не представляет. Дело в другом. Разглядел Геннадий Альфредович в ее короне один интересный камушек. Все камни как камни, а один – изумруд с камеей. Заметить это было сложно, но Геннадий заметил, и я, ваш покорный слуга, тоже. И тут в музей сдают коллекцию камей. Геннадий Альфредович не верит своим глазам, но в одной камее он узнает ту, с портрета. Он оставляет камею в коллекции, потому что без знания родословной это просто дорогой камень. Но корону на портрете на всякий случай перерисовал. Но и этого Борису Альфредовичу показалось мало, когда он узнал реальную стоимость этого украшения – миллион долларов. Он замалевал портрет пейзажем. По случайности эта картина была продана Антонине. И он пришел к ней не за блудом, как вы решили, а за картиной. А вы его из-за своей бабьей обиды там и убрали. А камея в миллион долларов осталась у вас в музее. На деньги, вырученные от ее продажи, он хотел порезвиться со Светланой, – закончил свой рассказ Трофим.