Сердце Сапфо
Шрифт:
Я услышала стоны.
— Праксиноя? Эзоп?
Они были здесь, но в ответ могли разве что жалобно стонать.
Я не знаю, сколько времени мы провели в этой пещере, но когда нас все-таки вытащили оттуда, солнце стояло высоко в небе и мы умирали от жажды. Повязки сняли, глазам стало больно от солнца. Надо мной стояла красивая воительница. Вокруг собралось не менее двадцати маленьких девочек — лет восьми или девяти, им показывали, как нужно обращаться с пленниками. Одна из них подошла ко мне сзади и стала развязывать мне руки. Вдруг Эзоп обрел голос.
— Ну вот, а говорят, что амазонок не существует! Воительница вдруг заговорила по-гречески:
— Говорят еще, что амазонки потерпели поражение! Но, как видишь,
У меня на языке вертелись тысячи вопросов. Моя мать знала множество историй про амазонок. Теперь я спрашивала себя: а видела ли она хоть одну?
— Меня назвали Пентесилеей в честь нашей великой царицы, которая участвовала в Троянской войне, — сказала прекрасная воительница. — Но ее, конечно, оклеветали, на женщин всегда клевещут. Ахилл не убил ее. Напротив, он в нее влюбился и хотел сделать своей наложницей. Но она предпочла смерть. Женщины ее племени должны были инсценировать ее смерть, опоив Пентесилею отваром только им известных трав. В назначенный час она бы ожила. Но греки схватили ее служанок, чтобы совершить над ними насилие, и они не смогли помочь ей выйти из оцепенения — так Пентесилея погибла понапрасну. Я позабочусь о том, чтобы со мной ничего подобного не случилось. В те дни амазонки жили у Черного моря. Некоторые перебрались на юг — достигли Лесбоса, Хиоса и Самоса и вышли замуж за местных жителей. Они потеряли свою веру. Они забыли о жестокости мужчин. Мы обосновались здесь, на Крите, после возвращения Тесея в Афины. Мы никогда не забывали, как он бросил Ариадну, которая открыла ему тайну Лабиринта, и мы поклялись: никакие сладкозвучные речи мужчин нас не соблазнят.
— Но откуда вы берете детей? — спросила я у Пентесилеи.
— Новорожденных девочек оставляют на вершинах гор по всей Греции, — сказала она, и я услышала тяжелый вздох Праксинои. — Их всегда хватает — не хватает только тех, кто бы дорожил ими. Переодетые амазонки спасают этих малюток на всех островах, в каждом полисе, на всех берегах. Иногда мы берем в плен мужчину, чтобы он послужил нам производителем. — Она оценивающим взглядом посмотрела на Эзопа. — У нас свои методы.
— А что вы делаете, когда родятся мальчики?
— С чего ты решила, что у нас родятся мальчики? Мы уже давно миновали примитивную фазу цивилизации!
— Так что же вы делаете?
— Существуют маточные кольца, которые задерживают мужское семя. У нас свои методы.
Я с сомнением посмотрела на нее. Праксиноя — с изумлением.
— Мы стараемся скрывать наши секреты от остального мира. Поэтому всего я вам не скажу. В старину у нас было много крылатых коней — на них мы побеждали наших врагов, но теперь поголовье существенно уменьшилось. Жеребцы рождаются все реже и реже, да и у тех либо вообще нет крыльев, либо они в зачатке. Эта беда заботит нас больше других. Если б мы по-прежнему могли летать на лошадях, все было бы неплохо… Но я и так наговорила вам много лишнего.
С этими словами она дала знак девочкам — они сгрудились вокруг Эзопа и отвели его в другую пещеру. Праксиноя и я остались с Пентесилеей, которая прямо-таки впала в неистовство.
— Если бы вы видели эти жалкие крылышки, у вас бы сердце разорвалось. Мы считаем, что кто-то подсыпает яд в кобылье молоко, но никак не можем доказать это. Кому придет в голову обидеть крылатую кобылицу? Только какому-нибудь животному… или мужчине.
— Значит, хороших мужчин не бывает? — взволнованно спросила Праксиноя.
— Я не собираюсь обсуждать эту древнюю как мир тему. Она меня утомляет. Уже всем пора устать от этих споров. Скажем так: мужчины просто принадлежат к другому виду. Мы решили, что легче жить, не отвлекаясь на них. Мы воюем ради жизни, а они — ради славы. Мы — за наших дочерей, а они — против собственных сыновей и отцов. Если ты достаточно долго прожила в их мире и привыкла к нему, то, возможно, даже и не замечаешь всех их глупостей. Я вам сочувствую. Идемте, покажу вам наш мир.
Мы с Эзопом были очарованы амазонками, но Праксиноя была просто поражена. Она с широко раскрытыми глазами слушала Пентесилею. С самого начала обычаи амазонок произвели на нее сильное впечатление.
Мы узнали, что амазонки живут в прекрасно обустроенных пещерах, которые уходят глубоко в скалы, пещерах, украшенных изображениями их подвигов, пещерах более великолепных, чем дома самых богатых аристократов на Лесбосе или в Сиракузах. Находясь снаружи этих пещер, даже не подозреваешь о цивилизации амазонок, но внутри — сплошная красота и изящество. Амазонки всегда жили, опасаясь нападения из мира мужчин, и пещеры служили им укрытием.
Пентесилея провела нас с Праксиноей в особую пещеру, где в общих яслях мы увидели детей. Стены здесь были увешаны белейшим холстом. На полу лежали овечьи шкуры, чтобы младенцы могли ползать по ним. Десятки девочек неуклюже переваливались по этим ворсистым коврам. За ними присматривали молодые женщины, на каждую возлагалась ответственность за трех девочек. Стоило мне увидеть младенцев, как воспоминание о Клеиде болью отозвалось в моем сердце.
— Мы считаем, что матери должны навещать и любить своих детей, но на них не должна лежать вся полнота ответственности. Матери любят детей тем сильнее, чем меньше на них возложено обязанностей по уходу за младенцами. И дочери тоже почти не страдают, отказываясь от своих матерей, когда достигают ужасного возраста.
— А что такое ужасный возраст?
— Тринадцать лет. От тринадцати до семнадцати нашим девочкам не позволяется видеть собственных матерей. Им дается замена, которую они называют Деметрой, и она становится для них матерью, наставницей, учителем. Если они должны уметь противостоять зрелым женщинам, то они учатся этому на ней. Существуют правила для таких противостояний — особые правила. Мы разрешаем не только словесные и философские дебаты, но и боевые искусства. Наши молодые женщины учатся бороться и дискутировать со своими Деметрами. Они узнают, что спор можно разрешить словами или физическим состязанием, и могут выбирать то или другое. Если только правила, регулирующие эти соревнования, строго соблюдаются.
— Как это мудро! Как замечательно!
Пентесилея взяла на руки одну из девочек-ползунков и передала мне. Это была пухленькая малютка месяцев шести с золотыми кудряшками и зелеными глазами. Я понюхала влажные колечки у нее на шейке и заплакала.
Пентесилея недоуменно посмотрела на меня. Праксиноя объяснила ей:
— Ее малютка дочь была похищена несколько месяцев назад.
— И где она теперь?
— В Митилене с бабушкой.
— Это, я думаю, лучшее, что могло случиться с вами обеими.
Она обняла меня.
— Теперь ты сможешь научиться быть амазонской матерью — любящей, но не цепляющейся изо всех сил за свою дочь, — сказала она.
— Я думаю, что, наверно, могла бы стать амазонкой, — с торжествующим видом сказала Праксиноя. — Ведь меня подобрали на вершине холма!
— Тебе еще не поздно это сделать! — воскликнула Пентесилея.
Потом она отвела нас в амазонский храм — круглое сооружение, окруженное каннелированными колоннами. В центре стояла громадная скульптура амазонской богини Меланиппы. Высеченная из черного как ночь базальта (я думала, что это искусство ведомо только египтянам), она изображала женщину в расцвете лет с головой великолепной кобылицы. Грива у нее была из золотых нитей, мягких и податливых, как настоящие волосы. На талии — волшебный амазонский пояс из чистого золота, вроде бы тот самый, что Геракл похитил у Ипполиты. У нее были копыта с золотыми подковами. За спиной поднимались гигантские золотые крылья. Меланиппе прислуживали светловолосые жрицы, предлагавшие ей фрукты, мед, ячменные хлеба и золотые чаши с темно-красной кровью.