Сердце того, что было утеряно
Шрифт:
– Возможно, вы правы, – мрачно ответил Изгримнур.
«Огромный гроб с телом нашего великого воина – верховного маршала Экисуно – замедлял отступление одного из самых крупных отрядов Народа. После поражения на юге многие уцелевшие хикеда’я разрозненными группами пытались вернуться в Наккигу. Они присоединялись к большому отряду, и нараставшая численность воинов еще больше мешала их продвижению.
Герцог Изгримнур из Элвритсхолла – лидер северных смертных, – собрав армию, отправился в погоню за этим отрядом. К тому
– Леди Миджа сейт-Джинната из Ордена Летописцев.
В то время, как от крыши и верхних этажей давно не осталось следов, большой зал под Огу Минурато – Замком Спутанных Корней – был самой сохранившейся частью полуразрушенной крепости. Древний пол очистили от упавших плит и камней, и теперь в центре зала стояла огромная погребальная повозка, чьи колеса не уступали по высоте даже росту самого Вийеки. Такие размеры объяснялись тем, что громадный саркофаг Экисуно, сделанный из ведьминого дерева, оказался слишком тяжелым для обычных телег. Поэтому младшие церемониймейстеры, молившиеся вокруг гроба, казались детьми, одетыми в сутаны.
Вийеки был расстроен, увидев, как быстро цивилизация хикеда’я распадалась за пределами священных стен Наккиги. Минуло лишь несколько смертных веков, и природный мир поглотил почти все, кроме Огу Минурато, вгрызаясь в древние стены крепости и заменяя их собственной субстанцией. Сейчас на уцелевших ярусах, где некогда упражнялись Жертвы королевы, каменные полы были скрыты под толстым слоем корней. Это служило напоминанием, что великий мир жил в том же торопливом темпе, как и смертные люди, а Вийеки и остальные хикеда’я были вечно не к месту.
«Мир существует сам по себе», – констатировал он. Прежде всего, Облачные дети оказались изгнанными из величественного и утраченного Сада. Они не могли ожидать, что какое-то другое место будет так же хорошо им соответствовать.
– Мы слишком много думаем о прошлом, – словно возражая Вийеки, сказал кто-то за его спиной.
Пойманный врасплох, Вийеки повернулся и увидел мастера Яарика, наблюдавшего за действиями церемониймейстеров. Вийеки уважительно поклонился.
– Все молитвы королеве, все восхваления ее клану Хамакха, – произнес он ритуальное приветствие. – Прошу простить меня, верховный магистр. Я не понял, о чем вы говорили.
– Любовь к прошлому мешает нам жить, – ответил Яарик, – по крайней мере, в нынешней ситуации.
Для стороннего свидетеля он и Вийеки могли бы выглядеть как братья. Кожа верховного магистра, возглавлявшего Ордена Каменщиков, была гладкой; утонченные черты лица говорили о благородных предках; и только едва различимая дрожь рук и голоса выдавали его возраст. Яарик считался одним из самых старых хикеда’я. Он родился еще до легендарного Разъединения – времени, когда их народ отделился от сородичей-зида’ев, которых смертные называли ситхами.
– Магистр, разве можно думать о прошлом слишком много? – спросил Вийеки. – Прошлое – это Сад. Прошлое – наследие, ради которого многие из нас сражались и умирали в многочисленных битвах.
Яарик слегка нахмурился. Его волосы, ниспадая вниз, свисали по обеим сторонам лица, как изящные белые завесы.
– Да, конечно, прошлое определяет нашу суть. Однако простота твоего ответа разочаровала меня.
Он щелкнул длинными пальцами, демонстрируя этим жестом, что испытывает нечто среднее между раздражением и нежностью.
– Я пристыжен, лорд, – тихо произнес Вийеки.
– Ты самый умный из моих старших помощников. Я мог бы и не упоминать об этом. Просто мне хотелось сказать, Вийеки-тза, что мы снова и снова испытываем муки из-за нашей собственной самоуверенности.
При таком настроении нежные слова мастера часто казались Вийеки унизительными. Он безмолвно выжидал.
– Помнишь, чему тебя обучали, когда ты долгое время назад вступил в Орден Каменщиков? Тебе говорили, что, обнаружив в камне трещину, нужно не только определить ее угрозы, но и понять, как сформировалась трещина. Что произойдет, если ты оставишь ее в покое, и как на это ответит камень. Тебя учили использовать трещины для создания гармонии и красоты – ведь если бы их не было в порядке вещей, жизнь стала бы неизмеримо беднее.
Вийеки кивнул, по-прежнему не понимая, как это связано с самоуверенностью.
– Прошу вас, мастер, помогите мне исследовать «трещину» в нашем отношении к прошлому.
– Этот ответ мне нравится больше.
Яарик кивнул.
– Спроси сначала, сколько веков мы планировали поход против смертных? Ответ такой: почти восемь Великих лет! Пять столетий, по меркам наших врагов, прошло с тех пор, как северяне отняли Асу’а у нашего народа. В тот скорбный день под натиском врагов пали оба светоча: Асу’а и король зида’я, Инелуки. Тогда же была сожжена драгоценная роща ведьминых деревьев. Когда новости пришли в наш город, над домами поднялись траурные знамена, и вся Наккига укуталась в белое.
– Я помню это, мастер.
– Люди сходили с ума от горя, – продолжил магистр. – Они кричали: «Отныне никогда мы не допустим таких утрат!» Теперь мы снова потерпели поражение.
– К сожалению, не все можно было предвидеть.
Яарик печально покачал головой.
– Я не виню наших Жертв, многие из которых отдали жизни, проявив невероятную доблесть. Конечно, я никогда не буду осуждать Мать Народа, потому что любая критика королевы означает сомнение в самой священной из истин. Нет, я критикую не план битвы со смертными, а нашу самонадеянность. Сейчас в этом зале мы видим идеальный пример подобной гордыни.
Он указал рукой на огромную повозку с саркофагом.
– Я не могу одобрить того, что наша армия, вступая в битву, даже под руководством выдающегося полководца Экисуно везла с собой такие сомнительные и отягощающие вещи, как гроб для верховного маршала. Если бы мы выиграли сражение, то, будь Экисуно жив или мертв, я не оспаривал бы подобных знаков тщеславия. Поскольку после поражения мы вынуждены теперь перевозить огромный саркофаг, у меня возникает вопрос: зачем нам это было надо? Как ты, наверное, заметил, мы определенно замедлились, поднимая в горы труп великого воина в его чудовищно тяжелом гробу.