Сердце в тысячу свечей
Шрифт:
***
Выйти все-таки приходится, потому что через пару часов, исходя из беспокойства, Пит угрожает выбить дверь. И хотя сейчас я сижу рядом с ним на диване, все равно так ни разу и не осмелилась посмотреть в лицо напарника.
– Я так понимаю, память к тебе вернулась? – спрашивает Пит как раз в тот момент, когда я откусываю приличный кусок от булочки с корицей.
От неожиданности вопроса пища застревает у меня в горле, и парню приходится постучать мне по спине, чтобы помочь восстановить дыхание. Прокашливаюсь, после чего заявляю,
– Я не собираюсь это обсуждать.
Я знаю, что мои щеки красные от смущения, и Пит это видит. Улыбнувшись, он произносит:
– Хорошо, не будем обсуждать, но просто, чтобы ты знала – не произошло ничего непоправимого и…
– Пит! – взвизгиваю я.
– Ладно, ладно, забыли. Будешь еще чай?
Я поспешно киваю, лишь бы напарник занялся чем-то другим, кроме обсуждения того, что произошло этой ночью. Подумать только, «ничего непоправимого»! Это ведь выдуманная история о том, что мы с ним женаты, и я даже была беременна, а на самом деле… Прикрываю глаза, когда Пит проходит мимо, неся в руках маленький чайник – как-то само собой я снова представляю его без одежды. Что со мной происходит?
***
После завтрака нам дают отдохнуть всего пару часов, затем в дверь нашей комнаты стучат и, не дожидаясь ответа, входят какие-то люди. Они похожи на цветных и до невозможности болтливых попугаев: яркие одежды диких цветов и нескончаемый поток слов, охов и ахов.
Мы с Питом успеваем только переглянуться до того, как нас обступают по несколько человек, заявляя, что они стилисты и собираются подготовить и его, и меня к вечернему шоу у Цезаря. Моя стайка попугаев беспрестанно приговаривает что-то о моей ужасной коже и запущенных волосах, а один из них даже пытается стянуть с меня халат прямо здесь, посреди комнаты. Я бью его по рукам, и мужчина с фиолетовыми волосами отступает.
– Вероятно, нам стоит отвести вас в более подготовленное помещение, – заявляет он, и, игнорируя мое сопротивление, меня уводят прочь.
Я оказываюсь в просторной комнате, уставленной зеркалами, столиками с косметикой, вешалками с платьями и всем необходимым. Рай для тех, кому не все равно, как он выглядит, только вот я не из их числа: для меня следующие несколько часов становятся бесконечной мукой. Мое тело трут, скоблят, смазывают маслом. Раза на три моют волосы, втирая в них какую-то белую кашицу. Педикюр, маникюр, удаление лишних волосков… Мне кажется, что я снова попала на Игры и сейчас меня готовят для того, чтобы показать всей стране в прямом эфире. А потом убить. И я не далека от истины.
Когда, наконец, меня привозят в телецентр, я должна признать, что выгляжу очень неплохо: волосы собраны в хвост на затылке и подкручены. Яркая подводка для глаз, светло-голубые тени, мягкие румяна. Мне выбрали платье до колен глубокого серого цвета, сплошь усыпанное почти прозрачными блестками, а к спине прикрепили небольшие белые крылья.
– Я ангел или вроде того? – спрашиваю я у Вениса, своего нового стилиста.
–
– Птицы преследуют меня, – бурчу я, проходя за кулисы.
Я слышу рев зрителей, пришедших поглазеть на «уже счастливых влюбленных», и мне становится не по себе. Где Пит? Нас привезли сюда по одиночке, я не видела его с самого утра. Я надеялась, что он будет рядом, когда придется снова врать, но, вероятно, мне придется пройти через это одной. Нервничаю, покусывая губы, и внезапно замираю от удивления: навстречу ко мне, постукивая каблуками о глянцевый пол, идет та самая девушка, которую я видела в кабинете президента.
Она подходит совсем близко ко мне, и я получаю новую порцию ее снисходительно-оценивающего взгляда.
– Что ж, Китнисс Эвердин, видимо, нам не избежать знакомства? – начинает брюнетка. – Я Кларисса Мейн. Меня придется любить и ценить, потому что от того, насколько мы сработаемся, зависит, хорошо ли сложится твоя жизнь в Капитолии.
Меня передергивает от ее самоуверенного тона, но я подавляю в себе агрессию и, выдавив улыбку, интересуюсь:
– Чем же ты так разгневала Сноу, что тебе поручили возиться со мной?
Девушка меняется в лице, но только на мгновение, а потом снова берет себя в руки.
– Вообще-то, и ты, и твой дружок – вы оба теперь будете под моим чутким руководством и наблюдением. Я – ваша палочка-выручалочка и ангел-хранитель в одном лице, – ядовито улыбается Кларисса. – Все ваши действия согласуются напрямик со мной. Понятно?
Я не выдерживаю, страстно желая стереть выражение превосходства с ее лица.
– И с чего ты взяла, что я буду что-то там с тобой согласовывать?
Брюнетка пожимает плечами.
– Если дорожишь жизнью сестры – будешь. А уж с Питом я найду общий язык – он куда более сообразительный, чем ты, детка.
Всерьез раздумываю о том, чтобы сказать Клариссе что-нибудь гадкое, но она неожиданно поднимает вверх указательный палец, призывая меня к тишине.
– Началось, – говорит она, и я отчетливо слышу звуки музыки, заполнившей студию.
Я и Кларисса подходим к занавесу, аккуратно выглядывая на сцену, и я вижу Пита, который бодро идет навстречу Цезарю, широко улыбаясь. Они жмут друг другу руки и усаживаются на диванчики.
– Что ж, Пит, рад тебя видеть, – начинает Цезарь. – Ты поистине не перестаешь меня поражать! Каждый раз, когда, кажется, я прощаюсь с тобой уже навсегда, ты возвращаешься!
– Вероятно, Цезарь, это наша с тобой традиция! – шутит Пит. – Мне слишком нравится у тебя в студии, чтобы отказать себе в удовольствии посетить ее вновь.
Зрители громко аплодируют, и действие на сцене набирает обороты. Пит и Цезарь подтрунивают друг над другом как старые приятели, смеются, делятся сокровенным. Меня всегда поражало, как легко мой напарник надевает на себя маски. Что из того, что мне о нем известно – правда? Может быть, я совсем не знаю его?