Сердце в залоге

Горовая Ольга Вадимовна

– Я перезвоню, - отрывисто бросил он в трубку и опустил на аппарат, не дожидаясь ответа собеседника.

Марина почему-то подумала, что надо бросать шпильки и бежать. От этого взгляда, от всего, что в нем горело. От самого Миши, вдруг ставшего немного пугающим, потому что во всей его фигуре неожиданно проступило нечто ей доселе неведомое, а оттого и настораживающее. Но таким сладким ужасом… замирающим. Как когда «в лова» играешь и тебя вот-вот рука этого самого лова коснется. И надо сделать рывок, увернуться, чтобы со смехом избежать звания «воды».

И Марина, кажется, даже дернулась, чтобы отступить, спрыгнуть с другой стороны стола, но не успела. Со скоростью, которой

трудно было ожидать от такого массивного мужчины, Михаил наклонился, обхватив ее и сжав в железных тисках своих рук. Не позволил и на миллиметр сдвинуться.

– И что ты, по-твоему, творишь, солнце? – хриплым голосом поинтересовался Михаил, чуть запрокинув голову.

Она понятия не имела. И подумать не могла, чтобы ответить: Марина вдруг осознала, насколько именно высоко задрала неудобную юбку, ощутив горячие руки Миши на своих бедрах. Как раз под ягодицами. На коже, без какой-либо преграды ткани.

– Я… - Она поняла, что вдруг стала косноязычной. И дыхание опять куда-то делось. А голова закружилась. – Я заколки… Забрать… Миша…

Марина поняла, что ее качнуло вперед, и она уперлась руками ему в плечи.

Михаил резко выдохнул, тяжело, шумно. И сжал ее сильнее, но так… будто хотел еще больше, а сдерживался.

– Солнце, - так же сипло пробормотал он. И неожиданно прижался лицом к ней. – Что же ты творишь! – уже не спрашивая - констатируя, как-то обреченно выдохнул Миша.

Марине даже подумать было неловко, к чему именно прикасаются его щеки. И губы…

Хоть между ее грудью и его кожей как раз ткань имелась. Но жар внутри не спал от этого смущения, запылал сильнее. И дрожь начала бить каждую мышцу. Она не могла твердо стоять, хоть и была босиком, вроде бы устойчиво касаясь деревянной столешницы. Буквально оперлась на Мишу.

А он дышал. Медленно, глубоко, как-то даже размеренно делая вдох, задерживал дыхание, а потом так же медленно выдыхал. Словно на счет, что ли, только безмолвный. И несмотря на размеренность, все равно выходило громко. А может, у нее звенело в ушах, потому что Миша так и держал ее крепко, и лицо его к ее груди прижималось, и кожа, пусть и под тканью, уже горела от горячего дыхания, вырывающегося из его легких. И его руки… они ее обжигали.

Марина никогда такого не испытывала, даже представить не могла, что какие-либо чувства могут оказаться настолько интенсивными. В голове шумело, барабанило пульсом. Дыхание осталось где-то за бортом ее внимания, и хотелось только быть еще ближе к Мише. Казалось, только так она сможет унять эту дикую дрожь, которая ее буквально трясла уже.

Честно сказать, не совсем уже соображая и отвечая за свои поступки, Марина наклонилась ниже. Ее руки перестали цепляться за его плечи, да Миша и так держал ее настолько крепко, что Марина не боялась упасть. Почему-то осторожно, впервые пробуя, словно смакуя новое ощущение, она медленно погрузила пальцы в его волосы, будто черпая короткие пряди: жесткие, немного колючие, и при этом гладко-шелковистые, утекающие сквозь ее пальцы, словно мягкая ткань. А потом, наклонившись еще сильнее, прижалась губами к этим волосам.

Размеренное и четкое дыхание Михаила прекратилось. А может, у нее окончательно уши заложило. На несколько мгновений она словно повисла в тишине, наслаждаясь необычным прикосновением губ к его волосам, тем, что его руки полностью удерживали ее на весу, что Миша касался ее так близко, интимно. И она ласкала его так, как даже в мечтах еще не представляла. Но тут он перенес весь ее вес на одну руку, резко поднял вторую, завладев волосами Марины, будто в отместку, но совсем не больно. Только у нее волоски на затылке дыбом встали и дрожь

по позвоночнику пошла, хоть его пальцы обжигали. Миша запрокинул голову, и они оказались лицом к лицу. Губы к губам. И он снова ее поцеловал.

Только в этот раз поцеловал так, что у нее дыхание вырвалось протяжным стоном, а его это лишь подстегнуло. Губы Михаила теперь даже не просто ласкали, а пили ее, давили, поглощали, подавляя волю Марины, лишая любых мыслей. Руки держали не для поддержки, а так, что не было возможности вырваться, словно он просто не желал ее отпускать.

Сама Марина все ощущала сильнее, острее, сокрушительней, чем пять минут назад. То ли потому, что целовал он ее иначе, то ли просто благодаря тому, что уже целовал, разбудив внутри новые чувства. И чудилось, будто в этот раз никак не выдержать того напряжения, что растекалось из головы по венам, рвало грудь, сжимало живот. И молчать сил не было, Марина то ли стонала, то ли всхлипывала, и было почти больно от этого напряжения, сковавшего все тело. А Миша целовал и целовал, словно и сам не мог прекратить. И у Марины не было ни воли, ни силы остановить его.

Она не знала, сколько это продолжалось: минуту, три, пять. Только в очередной раз зазвонивший телефон все-таки встряхнул напряженную тишину кабинета, заставил вспомнить, что существует мир вне пределов их рук, их губ, объятий.

Тяжко вобрав в себя воздух, Михаил отпустил ее губы и прижался к ямке между шеей и плечом Марины. Отвечать на звонок он не спешил, видимо, стараясь привести дыхание в норму. Марина тоже задыхалась, потерянно ловила воздух губами, которые даже немного саднило - может быть, с непривычки, может, из-за силы этого поцелуя. И только сейчас до нее начало доходить, что она уже не стоит, а буквально висит у Миши в руках, он поднял ее со стола за это время, а его рука, дающая ей опору, практически находилась под и так безбожно задранной юбкой. Не то чтобы Марине не понравилось это ощущение – как ладонь Миши накрывает ее бедра. Как-то властно, с полным правом, что ли. Но ей просто все это было настолько внове, и прикосновение его губ к ее шее, груди - тоже, хоть и через блузу, что лицо стало пунцовым. И Марина растерялась, потупилась - не зная, куда сейчас глаза деть, куда руки пристроить, все еще перебирающие его волосы, будто живущие по своей воле.

Видимо, Миша ощутил ее потерянность. Медленно поднял голову и осторожно опустил ее на пол, поставив на ноги, но продолжая поддерживать, видя, наверное, что Марину шатает. А ей стало только жарче, и неловкости добавилось: может, это был ее первый… ну, или второй поцелуй в жизни, да и внимания на мужчин она до Миши особо не обращала, но книги же читала, и фильмы смотрела, и с девчонками болтала о всяком. В общем, Марина знала, что существуют очень четкие признаки того, что мужчина возбужден. И сейчас она это очень явственно чувствовала, прижимаясь к Мише всем телом. Но совершенно не представляла: должна ли как-то на это реагировать, что-то делать? Потому медлила и не решалась поднять глаза, уткнувшись взглядом на пуговицу его сорочки.

Михаил же еще раз глубоко вздохнул. Кажется, он так себе передозировку кислорода заработает. Одной рукой погладил, провел по ее ягодицам, и Марина вдруг поняла, что Миша ей юбку расправил. Стало совсем неловко и она рвано всхлипнула, подавившись воздухом. Миша же мягко разжал ладонь, до этого очень жестко державшую ее затылок, впрочем, больно Марине не было ни капельки. Легко и нежно, словно успокаивая, провел по ее шее и чуть надавил, все-таки заставив Марину посмотреть на него.

– Испугал я тебя, солнышко? – всматриваясь в ее глаза, спросил Миша, обнимая сейчас легко и тепло.