Сердце волка
Шрифт:
Лица у всех женщин похожие, словно чуть вытянутые вперед, скулы острые и высокие. Брови почти у всех срослись на переносице. У тех троих, у кого в волосах полосы, на носах горбинки. Лица у них более вытянутые, а подбородки — изящнее.
Я обернулась на писк и пыхтенье, и увидела, что поодаль возятся несколько карапузов, постарше.
Колени ослабли и подкосились. Среди женщин и детей, такой мирной картины после этих страшных мужчин и женщин с окровавленными подбородками, я почувствовала себя почти в безопасности. Женщины подняли на меня глаза,
— Привет, Вилла, — сказала еще одна женщина, выходя из кустов.
Она сильно отличается от остальных. Волосы пшеничного цвета, глаза голубые. Плечи хрупкие, руки тонкие. У полной приоткрытой груди женщины почмокивает темноволосый младенец. Над розовыми ушками крохи белые волосенки.
— Привела новенькую? — спросила подошедшая женщина и улыбнулась мне.
Вилла скупо кивнула ей.
— Ну же, — подтолкнула она меня в спину, — ты хотела пить и…
Еще вчера от подобной прямолинейности я бы залилась краской стыда, а тут просто испуганно моргнула и пробормотала что-то о том, что хотела поздороваться.
— Наздороваешься еще, — буркнула Вилла. — Когда с тобой сочтут нужным поздороваться.
— Зря ты, Вилла.
Одна из женщин зевнула ладонью.
— Она привыкнет, — лениво протянула другая, перекладывая запротестовавшего ребенка ко второй груди.
— Сомневаюсь, — сказала Вилла, и сложила руки на груди. — Ну? Чего ждешь?
— Я хотела спросить, — пролепетала я. — Не встречу ли я тут кого-то… Ну, не женщин, и не детей.
— Вот мученье! — рявкнула Вилла.
— Иди, — сказала мне женщина с младенцем у груди. — Здесь только женщины и дети.
— Помойся, — поддержала ее ещё одна. — Постирай одежду. От тебя за версту воняет потом, сциллой и сетвоком.
Вилла не стала ждать, пока я еще что-то скажу, а просто толкнула меня по направлению к кустам, и я чуть не споткнулась.
Оказавшись за пышной зеленью кустов, покрытой мелкими розовыми и белыми цветочками, я услышала смех женщин. Надо же. Здесь умеют смеяться.
Спустившись к журчащей воде, я обнаружила, что здесь ручей образует небольшую купальню. Можно даже сделать пару гребков.
Как она сказала — сциллой и сетвоком? Я принюхалась, отдернула ворот сорочки и ахнула: все тело в каких-то зеленых подтеках. Оглянулась по сторонам — из-за кустов прозвучал недовольный детский вопль и вновь женский смех.
Видно, делать нечего. Я быстро стащила сорочку, оставшись в одних коротких, до середины бедра, панталонах и рваных шерстяных чулках. Тело почти сплошь покрыто кровоподтеками, ссадинами, синяками. Причем большая часть синяков подернуты желтым, так бывает, когда ушибы давние. А еще кожа липкая, в какой-то буро-зеленой гадости. Наверно, эту гадость и имела ввиду женщина.
Стараясь не думать, ни откуда эти синяки, ни, тем более, липкость по всему телу, я стянула панталоны и чулки.
— Спокойно, Эя, — подбодрила я себя вслух. — Не надо тебе думать, что будет, если
В горле стал ком, я запнулась. Потрясла головой, присела возле ручья и принялась полоскать одежду. Вода оказалась ледяной, пальцы вмиг покраснели, я прикусила губу.
Острая вода отвлекла от невеселых мыслей. Наконец, я встала, развесила одежду на кустах и порадовалась, что солнце стоит высоко в небе и светит вовсю.
Тронула воду кончиком пальца ноги и поморщилась, как же холодно. Поняв, что не в силах войти в нее, села на край земли, свесила ноги, стараясь не стучать зубами, оттолкнулась и оказалась в воде. Взвизгнула, задохнулась, и принялась отчаянно бултыхать руками и ногами, привыкая. Вода озера Ньюэйгрин по весне тоже холодная, но это никогда не останавливало нас с Андре…
Мысль об Андре прозвучала буднично, и пока не пришло осознание, что его больше нет, я нырнула с головой.
Стоило оказаться под водой, я поняла, что меня настораживало — вода почему-то оказалась с пузырьками. Мои губы приоткрылись и я сделала глоток — вода оказалась приятной на вкус, одновременно сладкой и соленой, совсем чуть-чуть, но все же вкусной.
С удивлением я обнаружила, что мое тело больше не колют тысячи игл, да, вода кажется прохладной, но это уже приятная свежесть, а не лед!
Наплескавшись вдоволь, я вылезла не берег, стараясь не елозить коленями по земле, распрямила спину, выкрутила волосы. Взгляд случайно скользнул по розовому после купания телу и я ахнула — ни одного синяка, ни одной царапины!
Как зачарованная, я повела ладонью по груди, животу, бедру.
Кусты пошевелились, и я сжалась, инстинктивно прикрывая грудь и низ живота, но вновь воцарилась тишина. Наверно, какая-то птица или мелкий зверек, подумала я и принялась одеваться.
Пока я купалась, моя одежда почти высохла, и я быстро облачилась в панталоны и сорочку. Вздохнув, упрямо натянула рваные, все в дырах, чулки.
— Долго она, — прозвучал женский голос, стоило мне приблизиться к месту, где расположились женщины.
Я вышла из кустов, и Вилла, которая сидит спиной, сказала, не оборачиваясь:
— Позвольте представить, леди, Лирей Анжу Альбето.
Я рефлекторно присела в книксене, а женщины прыснули от смеха. Плечи Виллы тоже дрогнули.
Одна черноволосая женщина уложила голого младенца на пышную зеленую подушку травы, другая устроила ребенка на своих коленях.
Разглядывая меня, женщины немного склонили головы набок, и выражение лиц такое, словно у детей, когда им диковинку показывают.
Вилла, между тем, продолжила:
— Герцогиня выразила нам самую теплую благодарность за то, что спасли ее от оборотней.
Поляна взорвалась оглушительным хохотом, я же захлопала глазами.
Почему такое веселье?
— Она правда, не понимает?
— Вот это да!
— Или прикидывается?
— Похоже, и вправду, не понимает!
— Здорово!