Сердце волка
Шрифт:
Уайт, войдя в комнату Ребекки, на секунду остановился и с удивлением осмотрел помещение. Штефан почувствовал, что американца охватил страх, когда он увидел лежавшую на кровати Еву, и как этот страх постепенно перерос в настоящий ужас. Уайт, похоже, всего лишь изображал из себя сильного духом человека. Он выбрал для себя подобную роль и играл ее так искусно и так давно, что уже сам начал верить в то, что ничего не боится. На самом же деле он испытывал страх не меньше, чем Роберт или Дорн, а может даже и больше, потому что он знал намного лучше их, какие ужасные вещи может приготовить человеку судьба.
Штефан почувствовал все это и еще многое другое, для описания чего в человеческом языке не хватило бы слов, едва только Уайт вошел в комнату. Он знал о приближении американца не благодаря своим глазам или ушам. Человеческие органы чувств так мало могут воспринять! Даже если бы Штефан ослеп и оглох, он все равно получал бы теперь в сотни раз больше информации об окружающем мире, чем еще день тому назад. Он даже не потрудился повернуться в сторону Уайта, но чувствовал каждый его шаг, каждое его движение и даже знал, какое у него сейчас выражение лица.
Уайт вошел в ванную, неуклюже зацепившись плечом за дверной косяк, и закричал:
— Штефан! Бегом отсюда! Дом… горит.
Первые слова он прокричал, а последние — хрипло испуганно прошептал, как будто у него вдруг пропал голос. Штефан повернулся к нему.
Уайт стоял в дверном проеме и весь дрожал. Он растерянно переводил взгляд с Ребекки на мертвого волка и обратно, и что-то в его взгляде напомнило Штефану недавнее выражение глаз Роберта, когда тот едва не тронулся рассудком. Уайт, конечно, возьмет себя в руки, однако уже сама мысль о том, что сейчас происходило в душе американца, почему-то подействовала на Штефана успокаивающе. Он подумал, что Уайт в отличие от него самый обычный человек.
— О Господи! — прошептал Уайт. — Что…
Он подошел ближе, для чего ему пришлось перешагнуть через убитого волка. Он сделал это, слишком широко шагнув, как будто боялся, что запачкается в крови или что на него падет жуткое проклятие, даже если он только прикоснется к этому мертвому зверю. Затем он с недоумением стал переводить взгляд с волка на Штефана и обратно.
— Это… сделали вы? — прошептал он.
Штефан кивнул.
— Голыми руками?
Уайт, казалось, был поражен до глубины души. Он присел на корточки возле Штефана и посмотрел на Ребекку. На его лице появилось выражение сожаления.
— Мне очень жаль. — Он продолжал говорить шепотом. — Мне так не хотелось, чтобы это случилось! Пожалуйста, поверьте мне!
Он шумно вздохнул и посмотрел на Штефана, словно ожидая от него ответа. Но Штефан молчал. Через несколько секунд он оторвал взгляд от лица Уайта и посмотрел на Ребекку. Еще до того, как Уайт вошел сюда, Штефан закрыл ей глаза и слегка повернул ее в сторону. Он не хотел, чтобы Уайт увидел ее горло.
— Возможно, я прошу слишком много, но все-таки попытайтесь меня простить, — сказал Уайт через некоторое время. — Вы, наверное, теперь меня ненавидите.
— Вовсе нет, — возразил Штефан.
Он был уже весьма далек от того, чтобы испытывать к кому-либо ненависть. Ненависть была чувством из мира людей, а Штефан с каждой секундой все больше отдалялся от этого мира.
— Быть может, лучше бы вы меня ненавидели, — тихо сказал Уайт. — Иногда человеку бывает легче, если есть кто-то, кого можно считать виновным в его горе, — это позволяет хоть как-то ослабить боль. — Уайт вздохнул. — Нам нужно уйти отсюда, Штефан: дом горит.
— Нет, — возразил Штефан.
— Вашу супругу уже не оживить, — сказал Уайт, стараясь говорить как можно мягче. — И ребенка тоже. Поверьте, если умрете еще и вы — это никому не принесет пользы.
— А кто сказал, что я хочу умереть? — Штефан был явно удивлен.
— Тогда пойдемте со мной, — предложил Уайт. — Через десять минут уже весь дом будет охвачен огнем.
— А мне и не нужно так много времени.
Штефан указал на мертвого волка. Он еще не до конца понимал, что внутри него происходит, однако отчетливо чувствовал, что это продлится недолго.
— Вы хотите сказать, что… — Уайт посмотрел туда, куда указывал Штефан.
Его глаза вдруг расширились, и он запнулся на полуслове, испуганно охнув. Убитый волк… зашевелился!Его лапы слегка задергались, а размозженный череп заколыхался так, как будто поломанные кости постепенно трансформировались во что-то мягкое и бесформенное, из чего начало образовываться нечто новое.
— Но ведь этого… этого не может… — пробормотал, запинаясь, Уайт.
Затем он резко повернулся к Штефану и посмотрел на него. Казалось, что его глаза вот-вот выскочат из орбит.
— Нет, может! — прошептал он. — Те легенды, которые рассказывали местные жители, оказались…
— Не прикидывайтесь! — холодно перебил его Штефан. — Вы уже давно об этом знали.
— Но ведь это всего лишь легенды! — голос Уайта стал звучать надрывно. — Дурацкие предрассудки! Не существует никаких оборотней, так же как не существует призраков и вампиров!
Штефан теперь уже очень сильно сомневался, что не существует ни призраков, ни вампиров. Точнее говоря, он даже был уверен, что они существуют — в той или иной форме. Он показал на волка:
— Скажите об этом ему.
Волк шевелился все активнее. Его задние лапы дернулись и ударили когтями по покрытому кафелем полу с таким звуком, как ударяет нож по стеклу. Череп зверя быстро приобретал свою изначальную форму. Волк сделал вдох и мучительно захрипел. Его раны заживали быстро, но это сопровождалось болью.
Уайт засунул руку за пояс и достал пистолет. Не успел Штефан отреагировать, как американец уже приставил оружие к затылку зверя.
Штефан отбил в сторону его руку в последний момент — в буквальном смысле слова.