Сердце ворона
Шрифт:
Эдуард от души расхохотался.
— Ты попал между Сциллой и Харибдой, дружище! Ведь меня вызвал не кто иной, как ее братец! Но бейся с ним, если пожелаешь. Мне все равно!
— Нам следует разделаться с ними без всяких церемоний, — озабоченно произнес Рэвенспер. — Ведь впереди еще не меньше дюжины боев.
— Не забывай, друг, что эти щенки вдвое моложе нас с тобой! — воскликнул король и с притворным вздохом добавил: — Может, поэтому их копья окажутся крепче и подвижнее наших? — Он подмигнул, давая понять, что вложил в свои слова особый, не совсем пристойный смысл.
Роджер, подмигнув, решительно возразил:
— Наш опыт стоит их молодости! К тому же копья, испытанные в боях, надежнее новых, не
Его величество выехал на поле сражения первым. Распорядитель турнира, зорко взглянув по сторонам, опустил жезл. Скрыв лицо забралом шлема, сэр Брайан немедленно вспотел от испуга и напряжения. Он попал в глупое, тяжелое, безвыходное положение! Ведь если он, не приведи Господи, одержит победу над королем, тот будет иметь все основания усомниться в его лояльности. Но в то же время поражение означало позор и могло навлечь на него целый град насмешек. Да, но как выбить из седла гиганта Эдуарда? Ведь он, поди, даже и не покачнется, когда длинное копье упрется в его необъятную грудь? Брайан припомнил несколько хитрых приемов, которым обучил его Уорик, и собирался применить их в поединке с Рэвенспером. Но все они не годились для схватки с его величеством. Позор и насмешки — ничто по сравнению с подозрением в измене, подумал Брайан, выезжая на поле.
— Эдуард! Эдуард! — ревели трибуны.
Подскакав к противнику, король, которого трудно было вывести из равновесия, пришел в неописуемую ярость: мальчишка намеренно опустил свое копье, и оно распороло нарядную попону, прикрывавшую кольчугу королевского скакуна. Эдуард недолго думая воздел свое оружие и вполсилы ударил молодого рыцаря в грудь. Тот вылетел из седла с такой стремительностью и распластался на земле с таким звоном и грохотом, что Розанна ни жива ни мертва вскочила на ноги, закусив губу и с ужасом глядя на недвижимого возлюбленного. Она хотела бежать к нему, чтобы помочь подняться, но, зная, что это невозможно, оставалась на месте, ломая руки и шепча молитву побелевшими губами. К счастью, ее волнение не было замечено никем из присутствующих, которые повскакали с мест так же, как и она, и разразились приветственными криками.
Девушке пришлось наблюдать за многочисленными поединками, в которых участвовали посторонние, по большей части незнакомые ей люди — графы и герцоги, вслед за которыми, согласно табели о рангах, должен был наступить черед баронов и нетитулованных рыцарей.
К тому времени, когда на поле выехал ее брат Джеффри, пославший вызов Рэвенсперу, девушка вполне овладела собой. Лицо ее вновь обрело краски, грудь задышала ровнее. Ей не доставляло ни малейшего удовольствия смотреть на эти глупые, опасные забавы, которым мужчины предавались с таким упоением. Но однако, увидев, что Рэвенспер опустил забрало шлема и пришпорил коня, она пожалела, что не ей довелось биться с ним на копьях. Ненависть к этому человеку придала бы ей сил, и она наверняка смогла бы если не уничтожить негодяя, то нанести ему серьезное увечье. Это дало бы ей возможность избежать ненавистного союза с ним. Но мысль о том, что она сможет противостоять ему с помощью оружия, которым владеет в совершенстве, завтра и во все последующие дни, принесла ей некотороое утешение.
Жеребцы двух рыцарей понеслись навстречу друг другу, и Роджер невольно подивился тому, какой ненавистью горели глаза юного Кастэлмейна сквозь прорези забрала. Он знал, что должен выбить этого наглеца из седла первым же ударом. Джеффри сделал обманное движение, приблизившись к Роджеру слева, чтобы заставить его отвести от груди щит, но Рэвенспер слишком хорошо знал все хитрости и уловки, которым учил своих питомцев граф Уорик. Он повернул коня, следуя движению противника, и резко выбросил вперед правую руку с крепко зажатым в ней копьем. Юный Кастэлмейн покатился по земле, так и не успев понять, что, собственно, с ним
Роджер поднял своего жеребца на дыбы и, развернувшись, подъехал к поверженному противнику. Не спускаясь с седла, он на секунду склонился над ним, а когда выпрямился, в руке его развевался шарф, сотканный из серебряных нитей. Он подъехал к трибуне, где Розанна и мать, опустив головы, переживали поражение Джеффри, и поклонился обеим леди, подняв забрало шлема и поднеся шарф Розанны к губам. Затем он надел его на острие своего копья и, пустив коня в галоп, удалился в свой шатер.
Боже, думала Розанна, ведь он чувствует себя победителем! И, по правде говоря, имеет для этого все основания!
Понурив голову, она спустилась с трибуны и с неудовольствием заметила, что Кейт Кендалл отделилась от толпы служанок, наблюдавших за ходом турнира, и следует за ней на незначительном расстоянии. Розанна передернула плечами и поджала губы. Сегодня в обеденном зале состоится торжество, на котором все будут чествовать победителей турнира. Но она останется в своей комнате. Ей есть о чем подумать! Завтра ее ждет испытание, равного которому ей еще не приходилось претерпевать, и к нему необходимо подготовиться как следует!
Весь вечер она предавалась горестным раздумьям, и лишь около полуночи из глаз ее полились слезы. Розанна обхватила руками подушку, содрогаясь от рыданий. Внезапно чья-то нежная рука обняла ее, и ласковый голос зашептал:
— Ну, полно, полно, мой ягненочек! Все будет хорошо, вот увидишь! Я не дам тебя в обиду, дорогая!
Розанне показалось, что это ее мать, покинув пиршественный стол, пришла успокоить свою безутешную дочь, но, подняв голову, она увидела перед собой Кейт Кендалл. Неужели она ошибалась, считая эту уроженку севера черствой, бездушной особой, шпионкой, приставленной к ней матерью? Розанна не могла однозначно ответить на этот вопрос, но в объятиях Кейт она впервые за долгое время почувствовала себя защищенной.
Проснувшись, словно от толчка, Розанна в первое мгновение не могла понять, где находится. Лишь через несколько минут после пробуждения она с ужасом вспомнила все недавние события. Ведь нынче был день ее свадьбы!
Некоторое время девушка лежала в оцепенении, вперив невидящий взор в потолок, украшенный лепниной. О, как бы ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, стать невидимой! Но в подобных бесплодных мечтаниях не было толку, и вскоре она решила, что не даст обстоятельствам взять верх над ее волей и разумом. Она примет вызов, брошенный ей самой судьбой!
Поспешно поднявшись с постели, Розанна принялась одеваться. Она вполголоса напевала веселую песенку, решив во что бы то ни стало скрыть от всех окружающих владевшее ею отчаяние.
Одна из просторных комнат в анфиладе покоев, отведенных Кастэлмейнам, служила приемной. Туда-то и направилась Розанна, завершив свой туалет. Ее приветствовали придворные дамы, которым не терпелось поздравить юную невесту и понаблюдать за приготовлениями к свадьбе. Леди обменивались оживленными репликами, снисходительно глядя на суету, поднятую хлопотливыми служанками и швеями. Розанна не была знакома с большинством из придворных дам, зато ее мать, похоже, была накоротке решительно с каждой из них. Сияя улыбкой, она обменялась последними сплетнями с графиней Пембрук и герцогиней Норфолкской, затем приветствовала пришедшую позже других графиню Девонширскую, которую сопровождала молоденькая девушка. Эта юная особа сейчас же привлекла внимание Розанны. Девушке было приятно видеть среди собравшихся хоть одну свою ровесницу. Гостья застенчиво потупилась, и графине пришлось чуть ли не насильно провести ее на середину приемной. Девушка была на редкость хорошенькой. Ее густые светлые волосы просвечивали сквозь прозрачную вуаль, голубые глаза были обрамлены длинными темными ресницами.