Сердце взаймы
Шрифт:
Кай наклонился, скатал снежок, подкинул его в воздух и проследил за ним взглядом, привычно представляя желаемое. Снежок сам собой закрутился, разделился на несколько меньших и разлетелся во все стороны градом льдинок, не зацепив при этом ни Кая, ни Герду. Отдельные кусочки с мелодичным звоном ударились о бок кареты. Лошадь тревожно заржала, Герда повернулась, чтобы её успокоить, и предупредила:
– Осторожнее! Не разнеси карету в щепки! Помнишь, как было с тем старым сараем?
– Ну, ты вспомнила! – возмутился Кай. – Это было сто лет назад. С тех пор, уж поверь, я научился полностью контролировать и траекторию полёта, и силу удара.
– Знаю, – кивнула Герда. – Но всё равно будь осторожнее. Вдруг кто-то увидит…
– Кто? – нарочито беспечно отозвался Кай. – Ты сама сказала: вокруг ни души. Вряд ли кто-то забредёт так далеко. А кучера мы заметим издали.
Герда снова кивнула, но в глазах, ставших серыми, как море перед штормом, всё равно оставалась тревога. Кай вздохнул.
– Люди не так суеверны, как ты опасаешься, – заверил он. – Не думаю, что нам есть, о чём волноваться. Все давно забыли, что меня когда-то похищала и держала в плену Ледяная ведьма.
– Только потому, что за эти годы ничего не происходило, – возразила Герда. – А если увидят твоё волшебство, то сразу решат, что ты опасен!
– Я же никому не навредил, – привычно настаивал Кай. В который уже раз они вернулись к этому бесконечному спору? – Ни разу за всё то время, которое у меня есть магия. Ну, почти ни разу… К тому же, ты любишь мои снежки, они тебя веселят.
– Да, – согласилась Герда, заправляя за ухо выбившуюся прядь светло-каштановых волос. – Веселят… Но я знаю тебя и знаю, что ты никогда никому не навредишь. Другие люди тебя не знают. Потому я так сильно волнуюсь о тебе. О том, что с тобой может случиться.
Кай снова вздохнул. Он понимал Герду, но скрытность его тяготила. Больше всего на свете хотелось перестать уже, наконец, прятаться, и всё время бояться выдать то, что плен у Ледяной ведьмы оставил ему не только неприятные воспоминания, но и кое-что другое…
Они с Гердой вернулись домой весной, когда, как она выразилась только что, всё цвело и зеленело. И первое время ничего, кроме кошмарных снов, от которых Кай просыпался в холодном, как мир его воспоминаний, поту, ничего больше не напоминало о пережитом во дворце на Северном полюсе. Но минула весна, пролетело лето, прошла осень, и зимой Каю снова стало не по себе. Холод, снегопады, вид искрящихся на солнце сугробов, запах морозной свежести, ощущение покалывания студёных иголочек на коже и особая зимняя тишина, когда пушистая белая перина словно бы поглощает все звуки, – всё напоминало о том, что хотелось как можно скорее забыть. Кай больше не играл на улице, не лепил снеговиков, не строил крепости, не катался на коньках или на санках. Он норовил как можно меньше времени проводить на улице и как можно дольше оставаться дома, в тепле. Другие мальчишки быстро заметили это и стали смеяться над ним. Больше всех донимал издёвками соседский Йонте, бывший на два года старше и на целую голову выше Кая. Ввязываться в драку с ним было просто опасно, и Герда, которая постоянно была рядом, всегда норовила поскорее увести Кая подальше. Но однажды Йонте крикнул им вслед что-то уж очень обидное. Сейчас Кай даже не помнил, что именно, но тогда не выдержал и остановился. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, он нагнулся, набрал побольше снега, слепил снежок и бросил его в обидчика. Йонте находился довольно далеко, и Кай даже не был уверен, что вообще попадёт в него, но отчётливо представил себе, как снежок летит, врезается врагу прямо «под дых» и сбивает его с ног. …И именно так всё и произошло. Йонте отлетел назад с такой силой, будто в него попало, по меньшей мере, пушечное ядро. Враг неловко плюхнулся на задницу, другие мальчишки снова захохотали – на этот раз смеялись уже над Йонте. Кай позволил Герде схватить себя за руку, и они убежали, но случившееся с Йонте с тех пор не давало Каю покоя. Как же могло получиться, что снежок повел себя именно так, как вообразил себе Кай?
Привыкнув делиться с Гердой всем, что было у него на душе, Кай обсудил с ней случившееся, и дети решили повторить опыт. Они были почти уверены, что ничего не получится, но на всякий случай выбрали место побезлюднее: вышли из города и отошли подальше, к самому лесу. Кай слепил снежок и, бросая его, представил, как тот, летя, вертится волчком, а потом попадает вон в ту дальнюю ёлку. И когда снежок, покрутившись то так, то этак, угодил точнёхонько в то место, где от ствола отходила толстая ветка, Герда сначала ахнула: «Кай, это же магия! Ты стал волшебником!»
А потом не на шутку перепугалась.
В Фалькании, как и в других странах, время от времени рождались дети, одарённые умением колдовать, и это воспринималось как должное. Кое-кто относился к магам настороженно, но в целом они были уважаемыми людьми, а их возможности постоянно оказывались востребованы. Колдуны лечили людей и животных, предсказывали погоду и природные катаклизмы, создавали волшебный транспорт, зачаровывали здания и механизмы, чтобы те не изнашивались и служили как можно дольше. Однако возможности таких магов были врождёнными и всегда проявлялись рано, чуть ли не в младенчестве. Если же кто-то рождался обычным ребёнком, а потом вдруг начинал проявлять магические способности, это считалось недобрым знаком. Так что если бы о магии снежков Кая стало бы известно, люди, скорее всего, решили бы, что парень проклят. Ведь он только что побывал в плену у Ледяной ведьмы, которая была даже не человеческой колдуньей, а воплощением северной стужи! Не исключено, что, в лучшем случае, Кая навсегда изгнали бы из Фалькании, да и в других королевствах он вряд ли сумел бы найти себе приют. О худших же вариантах они с Гердой старались просто не думать.
Вот почему когда Кай впервые смог заставить кружить в воздухе слепленный снежок, не прикасаясь к нему и пальцем, Герда уговорила его молчать. Не говорить никому, и никому, кроме неё, не показывать своих сил. Она боялась за Кая, да и он сам опасался… И того, что его сочтут злом, и того, что их с Гердой навсегда разлучат. Потому о колдовстве Кая знали только они вдвоём, и скрывали эту тайну даже от близких людей. Бабушка, которая растила их обоих, так ничего и не узнала. Но, чем больше времени проходило, тем сильнее Кай хотел открыться хоть кому-нибудь. Слишком уж тяготила его эта ноша, слишком трудно было вечно удерживать в себе волшебную силу, которая порой, казалось, так и рвалась наружу.
И сейчас был самый подходящий момент, чтобы хоть ненадолго выпустить магию, – ведь вокруг нигде ни души, никто их не увидит. Кай скатал ещё один снежок, подбросил его вверх, и тот разлетелся на льдинки у них над головами, блестя и переливаясь в лучах вечернего солнца, словно ледяной фейерверк.
Герда задрала голову и улыбнулась, залюбовавшись этим зрелищем. «Она красивая, – подумал Кай. – Красивая, когда улыбается или смеётся, красивая и когда хмурится, но иначе. Даже глаза словно бы меняют цвет. Они голубые, когда Герда радуется и серые, когда она печальна». Он подкинул в воздух ещё один снежок, на этот раз – выше, но улыбка Герды уже померкла.
– Кажется, я вижу сани, – Герда приложила ладонь к глазам, вглядываясь в белизну того, что лишь недавно было дорогой, петляющей меж побуревших осенних лугов.
Кай тоже различил сани: высокие, в таких же тёмно-красных и серебристых королевских цветах, что и карета, запряжённые парой гнедых лошадей. Они быстро преодолели снежные заносы и оказались рядом. Ещё раз извинившись перед «господами» за доставленные неудобства, кучер запряг терпеливо дожидавшуюся лошадь в сани третьей и объявил Каю и Герде, что готов доставить их в резиденцию принца и принцессы. Герда забеспокоилась было о карете, но кучер заверил, что ничего страшного не случится, когда снег растает, кто-нибудь из слуг съездит за ней.
Кай с Гердой забрались в сани, укрыв ноги тяжёлой медвежьей полостью, и кучер, убедившись, что они устроились со всем комфортом, тронул вожжи. Лошади сорвались с места с азартным ржанием. Герда выдохнула и сжала руку Кая: она всегда недолюбливала скорость.
Сани легко мчались по снегу, снова вызывая воспоминания о Ледяной ведьме, которая однажды схватила маленького Кая и увезла прочь из родного города. Пусть её сани были волшебными, сотворёнными из обрётшей форму метели, и запряжены они были не лошадьми, а северными холодными ветрами, но невольное сходство делало зимние путешествия не слишком приятными и для Кая. К счастью для обоих путешественников до королевской резиденции было недалеко.