Сердце ждет любви
Шрифт:
— Все зависит от обстоятельств, — ответил он, снова поворачиваясь к лестнице. — Кого это интересует?
— Отец уже убежден, что это сделал ты, и я полагаю, что он прав.
— В таком случае — да, это сделал я.
Что касается старших братьев, он считал, что Огаст Джонс был более или менее нормальным человеком. Будучи моложе его на одиннадцать лет, Брэм никогда не считал брата близким человеком. Если бы не черные волосы, характерные для Джонсов, они совсем не были бы похожи.
— Ты должен прекратить грабить наших друзей, Брэм.
— Они мне не друзья.
Огаст
— Может быть, они тебе не друзья, но, уж конечно, на их совести не больше грехов, чем у тебя, — рассудительно заметил маркиз. — И они могут постараться, чтобы тебя арестовали, если кто-то из них догадается, что это ты их грабишь.
— Я ожидаю этого. Тебе нужно что-нибудь еще? У меня на сегодня намечено несколько краж и ограблений. — Да. Приходи завтра к нам обедать. Дети хотят тебя видеть.
Брэм поднял бровь.
— Это приглашение несколько неожиданно даже для тебя.
— И тем не менее… Приводи с собой кого-нибудь из приятелей, если с ними тебе будет веселее. Только не этого проклятого Косгроува. Я не хочу видеть его в своем доме.
— Я подумаю.
Огаст, кивнув, начал спускаться с лестницы. Однако едва Брэм успел с облегчением вздохнуть, его брат остановился.
— Ты можешь ответить мне честно на один вопрос, Брэм?
— Это зависит от вопроса.
Маркиз Хейт поднялся на несколько ступенек.
— Косгроув… В течение пяти лет — после твоего возвращения с войны в Испании — ты не поддерживал с ним отношений. А прошло около года, и вы с ним снова кажетесь близкими друзьями. Почему?
Брэму сначала не хотелось отвечать на этот вопрос. Уж лучше запереться в своей спальне и не выходить, пока Огаст не покинет его дом. Если бы его спросил отец, он бы нашел что сказать о пользе разговоров с Левонзи.
— У меня были два верных друга, — наконец выдавил он. — В их отсутствие, как гласит пословица, «свято место пусто не бывает».
— Твои друзья, они что, погибли на войне? Если бы я знал, если бы ты что-нибудь сказал…
— Их постигла более тяжелая участь, — перебил его Брэм, не желая слушать мудрые поучения Огаста. — Они оба женились и невыносимо счастливы. Даже смотреть тошно.
Однако их супруги относились к тем немногим женщинам, которых он мог терпеть.
— Брэм, твои шутки слушать невыносимо.
— До свидания, Огаст. Сегодня утром мне действительно надо заняться важным делом.
— Хорошо. Я жду тебя завтра вечером, точно к семи часам.
Что-то проворчав, Брэм смотрел, как за братом закрылась дверь. Через несколько минут он и сам спустился вниз.
— Меня, полагаю, не будет весь день, — сказал он дворецкому, надевая черные перчатки и черное пальто. — Если кто-нибудь будет спрашивать меня, скажи им, что я… уехал в Скандинавию. Дворецкий кивнул:
— Хорошо, милорд. Вы вернетесь к обеду?
— Сомневаюсь. Но на всякий случай пусть повар приготовит что-нибудь.
— Я прослежу.
Брэм сел на Титана и поехал в направлении к Дэвис-Хаусу. Поскольку,
Поразительно! Первым делом следовало бы получше ознакомиться с обстоятельствами ее семьи, подробностями намерений Кинга, и тогда он сможет решить, чего ему добиваться из всего этого для себя, то есть кроме того, как наяву переспать с Розамундой Дэвис. И, размышляя о возникших обстоятельствах и предполагаемой дружбе с ее будущим женихом, он понимал: придется нелегко.
— Какого черта он здесь делает? — сказал граф Абернети, беря с серебряного подноса, поднесенного дворецким, тисненую визитную карточку.
Розамунда подняла глаза от книги и посмотрела на вставшего с места отца. Все утро — каждый раз, когда кто-то стучал в парадную дверь, — ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Спустя четыре часа она удивилась, что еще может дышать. Но до сих пор никто не вызывал такой бурной реакции, которую вызвало бы появление предполагаемых дружков Джеймса. До сих пор.
— Мне спросить у него, милорд? — обычным бесстрастным тоном спросил Элбон.
— Нет, я посмотрю…
— Брэм Джонс! — раздался в холле возбужденный голос Джеймса. — Что, черт подери, привело вас сюда?
Удивительно, заметила Роуз, откладывая в сторону книгу, чтобы скрыть внезапную дрожь в пальцах, что и Джеймс, и отец произнесли почти одинаковые фразы с почти противоположным чувством. Она только не могла определить, что ощущала сама. Конечно, Косгроув — негодяй, но когда его начинает порицать человек с репутацией, не уступавшей репутации маркиза, все становилось довольно запутанным.
В комнату вошли два человека — Джеймс с сияющими зелеными глазами и светло-каштановыми волосами и Брэм Джонс, бледный, темный как ночь, в своей неизменно черной одежде. Должно быть, в нем текла испанская кровь. Он околдовывал. И был опасен. Розамунда вместе с матерью поднялись с кресел и сделали реверанс. К ее удивлению, лорд Брэмуэлл ответил учтивым поклоном. Этот человек усвоил хорошие манеры, независимо оттого, замечала она это раньше или нет.
Взгляд черных глаз обвел комнату, отыскал ее и остановился на ней.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Я хотел спросить Джеймса, не хочет ли он сегодня утром покататься со мной верхом. И может быть, леди Розамунда пожелает подышать свежим воздухом. Погода прекрасная!
— Леди Роуз поедет со мной на Бонд-стрит делать покупки, — холодно сказала ее мать. При этом даже ее плечи выражали неодобрение.
— О, мама, мы с Джеймсом последнее время так редко катаемся вместе. И видимо, в будущем ничего не изменится к лучшему. — Она не добавила, что после замужества с Косгроувом никто из них, вероятно, не будет часто видеть ее, но надеялась, что они это понимают.