Сердце, живущее в согласии
Шрифт:
Я едва сдерживала слезы. Мне хотелось бы широко улыбнуться и ответить громким «да!». Но я не могла. Наверное, поэтому и стало грустно. А может, простые вопросы брата затронули слишком глубокие душевные пласты.
Любима ли я? Меня любит мать, хотя и по-своему. Любит ли меня мой американский брат, я не знала. Вряд ли.
Меня любит Эми.
Два человека, чья любовь ко мне так сильно разнится. Еще кто-то? У Ба спрашивал про Америку. Пожалуй, все.
Было ли этого достаточно? И для чего именно? Сколько человек должны нас любить, чтобы мы чувствовали себя счастливыми? Двое? Пятеро? Десять? Или
Пожалуй, таких людей в моей жизни не было.
Когда начинается любовь? Когда она кончается?
У Ба внимательно смотрел на меня. Лишь однажды его взгляд скользнул по моей руке. По пальцу, где он, наверное, рассчитывал увидеть кольцо.
– Сэр Майкл – это длинная история. – Я вздохнула.
Не было у меня любви на всю жизнь. Лишь тоска по ней.
Брат почувствовал, как мне плохо.
– Прости за бестактный вопрос. Что это я сегодня, как кумушка на базаре? Ты едва успела переступить порог, а я уже лезу с расспросами, да еще с необдуманными. Как будто для нас не наступит завтра. Словно нам не принадлежит все время мира, чтобы вдоволь наговориться. Прими мои самые искренние извинения. Должно быть, это от волнения. И от радости, что снова вижу тебя. Конечно, это не извиняет моего поведения. Я лишь надеюсь на твое снисхождение. – У Ба приложил палец к губам. – Больше – ни одного бестактного вопроса.
Его старомодная манера извиняться на каждом шагу невольно меня рассмешила.
– Договорились, – сказала я. – А сейчас хорошо бы завалиться спать.
У Ба вскочил с кушетки:
– Ну вот! Еще одно упущение с моей стороны. Совсем забыл, какой тяжелый путь ты проделала. Немедленно тебе постелю.
Я сказала, что великолепно устроюсь на кушетке. У Ба сопротивлялся. Я шутя напомнила ему, что желание гостя – закон. Брат развел руками и больше не спорил. Он достал из шкафа теплое одеяло, подушку и фонарик. Последний предназначался на случай ночного визита в туалет. У Ба без конца спрашивал, будет ли мне удобно. Я отвечала, что очень устала и готова спать хоть на полу. У Ба нежно погладил меня по щеке и спустился вниз.
Я слышала, как плещется вода во дворе. Наверное, У Ба умывался на ночь. Мне было не до умываний.
Скрипнули ступени. У Ба, кашляя, поднялся, унес свечу к себе в спаленку, где вскоре потушил. Потом несколько раз скрипнула его кровать.
Кушетка оказалась удобнее, чем ожидалось. Я вспомнила, как прекрасно мне спалось на ней десять лет назад. Однако сегодня, невзирая на сильное утомление, заснуть я не могла.
Я думала об отце. Впервые за много лет мне захотелось, чтобы он сидел рядом, держал меня за руку и что-нибудь рассказывал негромким, убаюкивающим голосом. Как же я могла забыть про его любовь и не включить в список любящих меня? Не важно, что отца уже нет. Любовь тех, кто умер, не исчезает, и никто не может отнять ее у нас.
Мысль оказалась как нельзя кстати, мне стало легче, но сон не шел. Я чувствовала, что незримая спутница скоро снова заговорит. Прошло еще несколько минут… Только стрекот сверчков. Может, все-таки не появится?.. Появилась!
Умоляю, немедленно уезжай отсюда.
Она молчала всю дорогу, с самого моего отъезда. Я знала, чего она хочет. Еще в Нью-Йорке она усиленно отговаривала меня от путешествия.
– Я только что приехала и возвращаться не собираюсь.
Не упрямься. Уезжай. Немедленно. Пока не стало слишком поздно.
– Зачем мне это?
Мне знакомы здешние места. Тебя ждут ужасные несчастья.
– Какие же?
Они придут и схватят тебя.
– Глупости.
Это ты так думаешь. Ты их не знаешь.
– Кого?
Черных сапог. Они приходят и днем и ночью. Могут явиться, когда захотят. И увести с собой, кого пожелают.
– Только не меня.
И тебя тоже.
– Брат меня защитит.
От них никто не защитит.
– Я – иностранка.
Их это не волнует. Если им надо, они забирают стариков, женщин, детей.
– И что делают с теми, кого забрали?
Ты услышишь разные истории. Только тех, кто их тебе расскажет, мало. Вернувшиеся изменились.
– Они забирали и тебя?
Не меня.
– Тогда кого?
Моего сына. Это гораздо хуже. Те, кто остались, тоже изменились.
– И где же, по-твоему, я встречу эти черные сапоги?
Они сами тебя найдут. Когда они явятся, не смотри им в глаза. И на их сапоги не гляди.
– Почему?
У сапог магическая сила. Там отражается все зло и вся жестокость, на какую мы способны.
– «Мы» – это кто? – спросила я.
Люди. В мире, отражение которого ты увидишь в их сапогах, нет ни любви, ни прощения. Только страх и ненависть. Нам не выдержать такого. Они делают нас другими. Ни в коем случае не смотри на их сапоги.
Никогда еще она не говорила так много о себе. Я терпеливо ждала, не расскажет ли еще что-нибудь.
– Кто ты? Откуда родом?
Молчание.
Всегда один и тот же трюк. Как только я пыталась узнать о ее происхождении и жизни, она умолкала. Кто же ты такая? Как тебя звать? Где родилась и жила? Я не раз спрашивала ее, но не получала даже туманных ответов. И все-таки кое-что я сегодня выяснила. Ей знаком Кало. У нее был сын, которого забрали «черные сапоги». Кто же они?
Не говори ему обо мне. Ни слова.
– Кому?
Брату.
– Ты его знаешь?
Молчание.
– Наоборот, я собираюсь все ему рассказать. Затем сюда и приехала. Он поможет тебя найти.
Меня невозможно отыскать. Я мертва.
– Тогда узнать, кем ты была, и причину твоей смерти.
Я запрещаю.
– Почему?
От ваших поисков станет хуже.
– Но почему? Объясни!
Не могу. Это должно остаться тайной. Навсегда.