Сердце зимы
Шрифт:
Пашок отрицательно покачал головой, Соня подхватила. Двойняшки, копии дяди Миши, кинули мне одноместный матрац, на который я облокотился. Пашка побрился под троечку, и теперь черные волосы торчали ежиком на голове. Соня, которой от матери только светлые глаза достались, собрала густые темные волосы в пучок.
– Там вроде заброшенные дома, разве нет? – Спросил Паша.
– Я видел там… видел девчонку. – признался я.
– Может, показалось? Мы же в деревне. По рассказам дяди Андрея тут тьма всякой нечисти. Например, две Кристины…
–
– Э-э… – протянул Паша, округлив глаза, – ну, брат, я бы попросил тебя при моей сестре…
– Господи, Добрыдени! Да не в этом смысле! Она помогла мне, когда я… – я кашлянул, на ходу выдумывая, – упал с велосипеда.
– Хорошо, мы поняли. И что?
– Может, как-нибудь сгоняем туда все вместе?
– Ты лучше у бабушки спроси, она точно всех знает. И из соседних поселков тоже. – предложила Соня. А что, умно!
Уговорив двойняшек пойти со мной на огород, я переобулся в кроксы. Дядя Миша подарил Паше на четырнадцать лет мопед, чтобы тот рассекал по деревне, и Пашка предложил поехать на нем. Соня, которая брату свою жизнь не доверила, взяла велосипед. Когда мы приехали на правую сторону, солнце приближалось к горизонту. Хоть здесь повезло – жары не будет.
Бабушка Олеся выдала нам по лопате и ведру, наказав собрать три полных ведра, а совсем мелкие картофелины оставить в земле. К нам присоединились Наташа и Кирилл – дети четы Кузнецовых, единственные, кто были старше меня: Наташке было девятнадцать, а Кирюхе – почти восемнадцать.
Наташка очень напоминала дядю Степу, особенно фигурой. Массивная, широкая, она зачем-то обрезала русые волосы, и квадратная форма её лица ещё сильнее стала бросаться в глаза. Но нам-то что до её внешности? Мы её обожали и воспринимали как мудрую старшую сестру. А вот Кирюха пошел в Машу – смазливый, худой, уже забился татуировками, светлые волосы отрастил до плеч.
Вместе мы управились за двадцать минут, чем вызвали у бабушки Олеси негодование – она тут же придумала нам ещё несколько занятий, чтобы не расслаблялись. Мы с Кирюхой нарубили и перетащили дрова к печке, Машка с Соней помогли бабушке с лепкой пельменей, а Пашку бабушка почему-то не сильно возлюбила – ему пришлось вымыть корыта у свиней и навалить им еды.
– Ой, детки, спасибо! Что б я без вас делала! А что б вы делали без меня? Небось блуждали бы по лесам, пока какая-нибудь бешеная лисица за задницу не ухватила. – предположила бабушка. – Вижу, вижу, хотите уже свинтить. Идите! Дань, а ты с Сашкой ко мне когда на ночь придешь?
– Давай завтра, ба?
– Буду ждать. Зря что ли пельменей налепила! Даня, – бабушка подозвала меня пальцем, – а мать в курсе, что ты на мопеде рассекаешь?
– Ба-а-а-а! – застонал я.
– Ага! Кто тебя из канавы переломанного потом вытаскивать будет?! – прошипела бабушка. – Ведьмы у нас перевелись, пока скорая сюда приедет, ты уже на тот свет отправишься!
– Ба, да брось, Паша едет, как черепаха. Здесь столько кочек, что не разгонишься. Не переживай. До завтра!
Если бабушка Олеся и горевала об уходе моего отца, то виду не показывала. Она помогала во всем и забрала нас на несколько дней, чтобы дать бабушке Регине и маме пережить горе, но сама об автокатастрофе и словом не обмолвилась. Шпыняла нас по дому, пока мы с Сашкой его до блеска не натерли, да кормила до отвала. А ночью как заведет свое любимое стихотворение – «Утопленник», так хоть в шкафу на ночь запирайся.
– Оно перешло мне по наследству, дети, от вашей прапрабабушки. Слушайте внимательно… – говорила бабушка Олеся.
Бабушка Олеся категорически отстояла сохранить дом на правой стороне в старом виде, позволила только снести уличный туалет и провести канализацию в дом, отстроив кусочек сенцев под ванную. Но мне нравился старинный флер этого дома, и я никогда не брезговал здесь спать – наоборот. Сашке было все равно на удобства, она обожала бабушку.
Пашка сел за руль, я пристроился сзади, ухватившись за багажник, и мы покатили к бабе Лене – бабушке двойняшек.
Дедушка мечтал сделать в деревне нормальные, асфальтированные дороги, но обстоятельства сложились иначе – начался обстрел области, и многие дела дедушка Игорь отложил, сконцентрировав внимание на заводе. После завода он открыл птицефабрику, надеялся, что отец уйдет с опасной работы и откроет молочный комбинат. Теперь дед пытался подначить меня взять на себя бразды правления, а я мечтал пойти по стопам отца. Теперь уж точно.
У бабушки Лены мы забрали морковь и несколько пучков зеленого лука, после чего решили разъехаться по домам – чем раньше приедем, тем спокойнее будут родители. А завтра мы планировали съездить на Пасеку.
Я не совсем понимал, почему все продолжают жить в привычном ритме. Три недели назад мне казалось, что земля остановилась и перестала вращаться, а вместе с ней замерли и спутники, и солнце перестало греть. И вот я снова на огороде, а завтра буду проводить время с ребятами на речке. Правильно ли это? Не знаю. Но то, что чуть не произошло днем – точно было ошибкой. Глупейшей ошибкой. Если мама способна быть сильной ради нас, то кто, если не я, единственный мужчина в семье, должен взять на себя ответственность за неё и Сашу и оберегать?
Да, беспросветный идиот.
Я знал одно – если отец видит меня, то счастлив, что я жив. Он бы велел присматривать за мамой и Сашей, и никогда не осудил бы меня за то, что я пытаюсь продолжить жить.
Пашка добросил меня до бабушки Регины. Все друзья разошлись, и перед сном я решил зайти к маме.
– Даня? – спросила она, услышав мои шаги у двери. – Заходи скорее, Сашка уже спит.
– Привет, мам. – я снова быстро осмотрел её на следы слез или бичевания, но она выглядела свежо. Разве что сонно и устало.