Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
Шрифт:
Момент был самый неподходящий, но говорить о псах и адептах натуры с человеком, чью жену он вознамерился отобрать, Эпинэ не мог.
– Барон, я должен вам сообщить…
– Конечно, я заплачу куаферу за риск, но что, если Готти укусит его не куда-нибудь, а в руку? В правую. Мне придется искать другого мастера, а это невозможно. В смене куафера есть нечто отталкивающее и ужасное, как и в смене вероисповедания. Это либо насилие, либо отрицание всей прошлой жизни.
– Сударь, – прервал излияния Робер, – я должен с вами поговорить. Очень серьезно!
– Надеюсь, это не касается молодого человека, которого моя жена отказывается принимать? Понимаете, я считаю правильным предоставлять
– Барон, я говорил с Катари… Леворукий, я люблю Марианну, а она – меня! Мы просим вас о разводе. Разумеется, я… Я заключу с вами договор насчет имущества. Я в этом ничего не понимаю, но мэтр Инголс…
– Договор? – скривился барон. – Не терплю бумаг! Благородные люди обходятся честным словом и при необходимости шпагой, этого вполне достаточно. Постойте… Вы хотите забрать Марианну… то есть связать с ней свою судьбу при помощи законников и церкви? Это несколько неожиданно. Идемте в кабинет, такие вещи всегда обсуждают в кабинетах, к тому же я покажу вам новую камею. Слоистый агат… Танец среди молний… И после этого говорите, что совпадения случайны! Чушь, что бы ни утверждали матерьялисты. Они пытаются оскопить наши чувства, но оскопленные существа противны той самой натуре, о которой пекутся эти своеобычные господа.
Дориан, «Слезу блудницы» семьдесят девятого года в мой кабинет. Хотя нет… Это название в нашем положении звучит двусмысленно. «Змеиную кровь» восемьдесят второго! И гигантские оливки… Проходите же!
– Сперва скажите, – Робер встал на пороге, напоминая самому себе деревенского осла, – вы согласны дать Марианне развод?
– Не подумайте, что я против, – качнул паричком Коко, – но я не могу пойти на это до окончания войн. Понимаете, мой дорогой друг, я отвечаю за Марианну и не могу позволить ей остаться вдовой в чужом доме. Не спорю, быть маршалом очень достойно, это нравится женщинам и окрыляет молодых людей, но маршалы слишком часто оставляют вдов, а я хочу быть уверенным в том, что моя дорогая жена счастлива и обеспечена. Только тогда я с чистой совестью устрою собственную судьбу. Признаюсь вам, я был бы счастлив найти где-нибудь в провинции девушку, почти девочку. Юную, чистую, прелестную, как сама любовь, и открыть ей мир красоты.
– Вы собираетесь жениться? – не понял Робер. – На ком? Когда?!
– Как только найду достойный огранки бриллиант. Да, на этот раз это будет не рубин, а бриллиант или сапфир! Юная женщина с золотыми волосами и синими или же фиалковыми глазами… Конечно, придется сменить обивку и, возможно, заказать новые витражи…
– Я не так богат, как Валме, – понял намек Робер, – но я уже говорил. Мэтр Инголс…
– Я уже просил вас, герцог, не упоминать о столь отвратительных вещах, как законники, бумаги и тем более расписки. – Маленький барон выпятил грудь и привстал на цыпочки, чем-то напомнив давешнего голубя. – Иначе я сочту себя оскорбленным. Дорогая, как ты некстати…
– Даже с вином? – Марианна ловко пронесла поднос с бокалами между мужем и любовником и водрузила на обширный стол. – Я думала, запрет на посещение твоего кабинета распространяется только на собак.
– Дело не в кабинете, – объяснил барон, – а о некоем предмете, который мы обсуждаем с герцогом Эпинэ.
– Я вынуждена считать себя оскорбленной. Вы говорите о «некоем предмете», подразумевая меня. Вы зашли слишком далеко, господа. – Марианна спокойно разлила вино. Этого платья Робер у нее еще не видел; золотистое с терракотовой отделкой, оно великолепно сочеталось с портьерами и леопардовыми лилиями на плафоне.
– Дорогая, если тебя и можно назвать вещью, то немыслимо дорогой, – нашелся барон. – Положительно, меня сегодня тянет на неудачные каламбуры… Да, я же обещал показать дорогому Роберу свою камею! Сядьте. Да сядьте же! Нужно, чтобы свет падал под определенным углом. А теперь смотрите.
Всадники! Всадники, летящие сквозь расколотую молнией осень. И это всего лишь слоистый агат?! Обработанный камень?! Этот полет и это пламя, опаляющее души спустя тысячелетия после смерти мастера!
– Я надеюсь, – возвестил барон, – что она сделана по эскизу самого Диамни Коро. К несчастью, гальтарские мастера не подписывали свои творения, а клеймо нам, сегодняшним, ничего не говорит.
– Но тут какие-то буквы, – возразил Эпинэ, не в силах оторвать глаз от распластавшихся в полете коней, – разве это не подпись?
– Нет, конечно. «Лэйе Астрапэ» – всего лишь хвала одному из древних божеств…
– Лэйе Астрапэ?!
– Да, именно так призывали вашего семейного и должностного покровителя. Лично я предпочитаю Унда, он одарил нас музыкой, а не войной, но я не маршал и не намерен им становиться. Пожалуй, я презентую эту камею вам на свадьбу. Разумеется, если вы выполните мое условие.
– Какое? – глухо спросил Робер, впервые в жизни понимая воров и грабителей.
– Остаться в живых до конца нынешних беспорядков. Дорогая, раз уж ты с нами, позволь поднять этот бокал в твою честь. Конечно, муж, пьющий за собственную жену, кажется смешным и навязчивым, но здесь все свои. Не правда ли, герцог?
Что мог ответить Робер? Ничего. Только пригубить «Змеиной крови».
5
Пистолеты били отменно, а вот запястье после нескольких выстрелов заболело. Отвыкла. Принцесса сердито растерла руку и уселась на один из присланных Альбертом сундуков. Великолепная Матильда вышвырнула бы подарки или, того верней, сожгла вместе с братними писульками, но великолепие околело, а отупевшая старуха даже не догадалась раздать дорогущие тряпки. В Тронко полно девчонок, видевших бархат только на губернаторских штанах, а уж алатские шали… Сколько было бы счастья, хотя еще не поздно! Оставить себе пяток платьев для кагетов и козлов, а остальное отослать кому помоложе…
Матильда рывком распахнула первый из четырех сундуков и принялась за дело. Бонифаций, даже не подумав спросить, поволок все это добро в Сагранну, ну так пусть озаботится доставить назад! А братец не поскупился. Ни одной дряни.
Атлас к атласу, шерсть – к шерсти, лен – ко льну… Начнешь разбираться, разберешься во всем! Хоть в тряпках, хоть в собственной глупости, только на прошлое редко смотришь заново. Мертвая Мупа, странный врач, знающий про еще более странную отраву, и совсем уже странный вор, позарившийся на старую шкатулку. Альдо выпросил рассохшийся гроб… До этого внука к старью не тянуло, но сидеть всю жизнь в Агарисе он не собирался, вот и рыпался, пока не влип по уши. До сих пор не ясно во что, да и не все ли теперь равно? Светловолосого мальчонку, то ласкового, то своевольного, не вернешь, а выросшего зверя можно любить только мертвым…
С первым сундуком было покончено, в окно таращилась подрастающая луна, перекликались стоящие на часах адуаны, пахло кострами и отцветающей степью. Такой ночью, если не любить, не выть и не пить, только и остается ворочать сундуки, пока не рухнешь от усталости и не уснешь. Без слов и без мыслей!
Постели, куда принцесса вываливала барахло, не хватило, и нижняя юбка звездчатого атласа, из которой вышел бы недурной полог, полетела в сторону кресла.
– Прошу прощения, фокэа. С вашего разрешения я переложу этот предмет туалета на скамью.