Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
– Она во многом права.
– Возможно, она будет права зимой у камина. Если она, вы, я, Талиг, Церковь доживут до зимы. Оглядываться назад и копаться в ошибках сейчас могут одни дураки. Ваш долг – позаботиться о доверившихся вам людях и уведомить власти. Идемте.
– Куда?
– К реке, там все, кто на что-то способен, кроме южан. Они еще на тракте.
Тихую заводь обнимали ивы, на темно-зеленой воде важно лежали листья водяных лилий, среди них белел запоздалый цветок. Как бы он пошел Марианне…
– Добрый день, господа! – поздоровался Эпинэ.
– Приветствую, – по-алатски
– Докладывайте, – велел неизвестно кому Робер.
Откликнулся Блор.
– Монсеньор, – сообщил он, – народ продолжает прибывать. Люди выбирались из города мелкими группами, семьями и поодиночке, но вырвавшиеся так или иначе стягиваются к тракту. Разъезды заворачивают их сюда. При этом те, у кого поблизости имеются родственники или собственность, просят разрешения покинуть лагерь.
– Разрешите. – Пусть уходят. Они сами так решили, значит, о них заботиться не надо, но ведь еще сколько остается! Их надо кормить, успокаивать, куда-то вести… Куда-то? Тракт южный, значит, на юг, самое малое до Фрамбуа, где дорога раздваивается. – Мы слишком близко к Олларии, чтобы задерживаться. После обеда надо двигаться. В городе какая-то… скверна. Не стоит надеяться, что она развеется без следа. Что говорят вновь прибывшие?
– Их рассказы дополняют картину всеобщего помешательства. – Левий тронул пережившего безумную ночь голубка. – Господин Проэмперадор, выборные от беженцев просят их выслушать.
– Монсеньор, – тут же подал голос немолодой горожанин, кажется, трактирщик, кажется, Боннэ. – Мы собрались… Мы решили, лучше помогать военным, чем просто ждать от вас заботы! Мы никогда, никогда не забудем… Мы до конца жизни будем…
– Прекратите! – прикрикнул Иноходец и, боясь выдать отнюдь не проэмперадорские чувства, отвернулся к заводи. – О прошлом будем говорить… зимой у камина… А сейчас помогайте офицерам, у нас мало времени. Блор, вы временно замещаете генерала Карваля. Разберитесь с наличными силами и готовьтесь к выступлению. Новые назначения мы обговорили, так что вперед. Вы – человек опытный, что нужно, знаете. Ваше высокопреосвященство, я прошу вас взять на себя тылы. У вас есть подходящие люди?
– Капитан Агили.
– Пусть принимается за дело немедленно. Напоминаю, господа, после обеда мы выступаем, так что идите и займитесь делом. Ваше высокопреосвященство, господин Бурраз, Балинт, прошу вас задержаться. Нужно составить письмо регенту.
Проэмперадор победил сентиментального слабака – подступившие было слезы так и не вырвались на свободу. Только пить внезапно захотелось. Кромка берега была топкой, на ней росло что-то высокое, с бледно-розовыми соцветиями. Чавкая сапогами по грязи, Эпинэ вошел в заводь, наклонился, набрал пригоршню воды, выпил. Впереди качался одинокий белый цветок, дальше полоскали ветви ивы, за спиной ждали дела. Робер пригладил мокрой ладонью непривычно короткую шевелюру, заставляя себя вернуться, и тут за спиной раздался плеск.
– Сударь, – с тенью былого великолепия произнес тоже влезший в речку Бурраз, – вы называете алата Балинтом, а я для вас по-прежнему «господин». Это огорчительно.
Ставший ловушкой двор, огромный кагет с саблей, обреченный сгореть заживо тополь, почти обреченные люди, мертвый Жильбер, красные жаркие отсветы на стенах и на лицах… Это было? Это было вчера?!
– Лэйе Астрапэ! – Робер протянул казарону руку. – Мы в самом деле в… одной упряжке. И к кошкам дипломатию!
4
Ро рассказывал, как вскрывали гробницу Франциска, так рассказывал, что Арлетта будто сама видела, как разлетаются пестрые осколки, хлещет не самая виноватая кровь, змеятся по сдавшемуся наконец мрамору трещины. Альдо Сэц-Придд крушил с размахом – главным для него было ощутить себя победителем чужого величия. Дурак, бездарь и мерзавец, он начал войну с мертвецом и проиграл ее, но графиня Савиньяк ни с кем не воевала и не хотела разрушений, она всего лишь искала минувший Круг…
Трое солдат-южан осторожными ударами выбили закрывавшую вход плиту с именем Диамнида. Королеву Октавию защищала понсонья, того, кто лежал в Лаик, – лишь строки на древнегальтарском.
«Ураторе Кланниме, те урсти пентони меи нирати», – задумчиво прочла женщина, забрала у солдата фонарь и шагнула в темную дыру, опередив собиравшегося лезть первым коменданта.
Арлетта знала, что увидит. За две с лишним сотни лет до Эрнани конклав определил, какой быть усыпальнице влиятельного эсператиста, а хозяева Рафиано в те поры слыли таковыми. И очень запасливыми – склепов с избытком хватило и до конца Круга, и до конца веры. Любопытная, как кошка, Арлетта не могла не сунуть нос в пустующие склепы. Разные снаружи, внутри они были одинаковы, как ромашки на лугу. Мраморное основание для гроба, украшенное не подлежащим изменению орнаментом, в который вплетен вензель живущего Эсперадора. В ногах – скамья для бдящих, в головах – позолоченный язык пламени, в стены вделаны кольца для факелов, на полу – семь каменных ваз для цветов. Всё.
Протиснувшийся следом Сэц-Пуэн взял из рук графини фонарь; желтый свет робко погладил бронзовые накладки гроба. Пыли не было, но здесь ее не было нигде.
– Сударыня, – деловито спросил комендант, – это тоже надо открыть?
– Да, – подтвердила Арлетта, опускаясь на скамью. – Вам удастся обойтись без солдат?
Ему удалось. Гроб запирался, как шкатулка, и в замке по старой традиции был оставлен ключ. Те, кто хоронил брата Диамнида, не опасались грабителей. Арлетта Савиньяк долго смотрела на хилое тельце. Это мог быть как Эрнани, так и обычный, пусть и много проживший монах. Древние то ли боги, то ли демоны не пускали под эти своды тление, и время пощадило полуседые волосы, монашеский балахон с совой и кожаные сандалии, превратив самого покойника в подобие засушенного насекомого.
– Поднимите фонарь, – велела графиня. Будь она с Левием и шуми в столице не погромы, а ярмарки, она бы отступила. Не от страха – от стыда, и пусть бы мертвец хранил свои тайны и дальше, но вчерашний кошмар не оставлял места для чистоплюйства. Мимоходом пожалев об отсутствии перчаток, Арлетта сунула руку под тонкую ритуальную подушку и сразу же нашла. Пальцы коснулись чего-то гладкого и твердого. Воззвав сама не зная к кому, графиня осторожно потянула находку на себя. Ящичек оказался увесистым и не столь уж маленьким, но ей все же удалось ничего не повредить, только высохшая головка покойного устало откинулась назад.