Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат
Шрифт:
– Лучше бы вам поверить, – буркнул маркиз, – иначе нам не сдвинуться с места. Тень ручается за своих подданных, я – за покойного. Конхессер был осторожен, как крыса, за него вечно расплачивался секретарь, а о плотских радостях покойный позабыл, когда мы с вами еще в девственниках ходили. Согласитесь, нет денег, нет и ограбления. И ссору он затеять не мог, не казарон.
– Допустим. – Предложение предложением, но почему не выходит как следует злиться на этого поганца? – Гамбрина не грабили, и он не приставал к грабителям и убийцам, тогда что случилось?
– Надеюсь, вы помните, что я оказывал конхессеру конфиденциальные услуги?
– Я помню,
– Если б кэналлийцу это надоело, он бы с меня содрал шкуру. Если бы поймал, само собой. Но в'oрону с оленем нравилось между делом подкармливать павлина спорыньей…
– Герцог Алва, – перевела Марианна, – и граф Савиньяк знали, что Салиган брал деньги у Гамбрина.
– Не брал, – запротестовал шпион, – получал в знак благодарности, потому и знаю его как облупленного. Конхессер из тех, кто барахтается до последнего. Сидеть мало что в мешке, еще и с завязанными глазами, когда любезное отечество дерут мориски, было не по нему. Можете оскорбляться, но Гамбрин не лучше вас. Родную бабушку утопит, жила бы страна родная, вот и принялся за тех, кого по старой памяти держал за жабры. А таких в Олларии не один и не два.
– И кто-то раздумал иметь дело с Гайифой? Похоже на правду, только кто?
– Будь это я, я бы тоже постарался сплавить посла закатным кошкам, но обормот вне закона дипломату без надобности. Конхессер мог бы вцепиться в вас, только чем припугнешь прощенного мятежника? Убийца кто-то тихий и праведный, и я его найду.
– Как?
– Растормошу былых собратьев по павлиньей кормушке и тех, кто мог оказаться таковыми. Скорее рано, нежели поздно я наступлю на нужный хвост, меня попытаются прикончить, и Джанис схватит убийц на месте. Соглашайтесь, Эпинэ. В конце концов, я рискую пусть и грязной, но шкурой, а вы – бумажкой с печатью. Дайте мне месяц. Если за это время я не окажу услуги Талигу, то просто удеру.
– А если Джанис не успеет к вам на помощь?
– Значит – судьба, но я в эту слепую сволочь не верил и не верю.
– Хорошо, я подпишу помилование, но охранять вас будет Карваль.
– Нет, – затряс головой Салиган, – так я не играю. Не судите о «висельниках» по не сумевшим вас захватить неумехам, у Тени есть и толковые ребята, но главное, они в истории с Гамбрином чисты, как ангельские задницы, а за ваших я не поручусь.
Зарычать Роберу не дала отошедшая в сторону панель, за которой обнаружились лесенка и барон, галантно подающий руку графине Савиньяк.
– Я подслушивала, – с достоинством сообщила высокородная дама. – Лучшего плана мы не дождемся, и Салиган прав. Это дело нельзя выпускать ни во дворец, ни в казармы.
3
Ловить так ловить, причем не откладывая. Маркиза Салигана в приличное общество вернула лично Арлетта, вернее, это маркиз галантно сопроводил графиню к накрытым столам. Робер и хозяйка задерживались, зато забежавший вперед хозяин очень мило поднял бровки и кинулся представлять гостей. Мевена, Дарави и Мэнселла Арлетта знала, ардорцев и парочку второсортных баронесс встречала. Оставшиеся трое, судя по физиономиям и опустошенности облюбованного ими края стола, могли быть лишь знаменитыми матерьялистами, тем паче один, как и обещал Марсель, напоминал сразу лисицу и ящерицу, а второй был щекаст и лыс. Значит, третий – не желающий быть бароном Фальтак.
– О! – воскликнул Дарави. – Салиган, а вы смелый человек! Так запросто явиться к обеду в… столь уважаемый самим Проэмперадором дом! А ведь вас ищут.
– Уже нет, – успокоила Арлетта. – Как вы можете видеть, маркиз найден и с учетом будущих заслуг почти прощен. Кстати, он в самом деле довольно смел, хоть и не той смелостью, которую я привыкла видеть рядом.
– Я предчувствовал! – провозгласил барон. – Я предчувствовал нечто подобное еще с утра и приказал приготовить осенний гальтарский соус! Желтки перепелиных яиц, белая горчица, оливковое масло, бальзамический уксус… Осень – пора возвращений и бесед с друзьями за достойным столом, но почему бы нам не заняться тем же в разгаре лета?! За ужин я ручаюсь, что до рассказов… Маркиз, чем вы занимались все это время?
– Я страдал, – объяснил Салиган, отодвигая даме стул.
– Придется поверить, – сухо бросил Мевен, – вы явно похудели.
– Связывать худобу со страданием – абсурд, – донеслось с философского конца. – Дурное питание, дурной аппетит и дурное пищеварение – вот истинные причины телесного истощения!
– А вы знаете, – весело произнесла Арлетта, – я готова согласиться. Не есть еще не значит страдать, и наоборот. Мой сын навестил в заключении Манрика и Колиньяра и нашел, что они поправились, а ведь эти господа, несомненно, страдают… Или одна из подруг моей юности. В очередной раз разочаровавшись в любви, она плакала и ела конфеты.
– Как мило! – воскликнул один из ардорцев. – Плачущая девица с конфетами, если она хороша собой, лично у меня вызовет немедленное желание… утешить.
– Вы такой шутник! – заулыбалась одна из баронесс. – Разве мужчины способны утешать? Они лишь разбивают наши сердца!
– Зато женщины, – нашелся ардорец, – всегда готовы утешить плачущего мужчину.
– Особенно если он хорошенький, – со смешком уточнил Дарави, удостоился игривого удара веером и ретировался подальше от расшалившейся прелестницы.
– У шадов страдающий ищет утешения не в вине, а в воде, – вспомнил ардорец.
– Отвратительно, – с чувством произнес Салиган.
– Все куда хуже, чем вы думаете, – улыбнулась Арлетта, – скорбящие шады воду не пьют, они совершают омовения. Случается, по восемь раз на дню.
– Слышите, Салиган? На Межевых вам пришлось бы либо ходить в счастливчиках, либо мыться!
Салиган что-то ответил, матерьялисты встрепенулись и ринулись в спор. Они ценили грязь и уже съели все, до чего могли дотянуться. Появилась хозяйка, но к столу не пошла, а тихонько встала у окна, улыбаясь и пряча улыбку за веткой лилии. Баронесса казалась тоньше и бледней, чем обычно, но такое после дневной любви случается, особенно с брюнетками. Когда Арно наезжал домой, ночей дожидались редко… Пятилетний Ли даже решил, что побледневшая мама больна. Как же они тогда смеялись! Что ж, Робер наконец-то полностью ожил. Прежний полуседой доходяга не смог бы ласкать женщину, когда в доме полно чужих и нужно ловить убийцу. Любовь не только убивает, но и лечит, так что пусть любят сильнее и дольше.
– Констанс, – у заявившегося вслед за Марианной Эпине красноречиво блестели глаза, – прошу простить мое опоздание. Дела…
– Герцог, – вместо приветствия требовательно спросил кавалер Дарави, – не подскажете, сколько раз мылся Шарль Эпинэ? Который был при Франциске?
– Маршал Шарло? При чем здесь он?
– А при том, – расплылся Дарави, – что он не мылся вообще. Не спешите вызывать меня на дуэль, мои предки не чище. Да будет всем известно, что рыцари мылись лишь дважды – при рождении и после смерти. И при этом ставили себя выше натуры!