Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат
Шрифт:
– Да будет тебе известно, овца ты заблудшая, – пропыхтел Бонифаций, – что земля с небесами и есть истинный храм, а мы пытаемся уподобиться Создателю, да не можем! Еретики, те в дури своей всех под крышу гонят, у нас же там служить дозволяется, где того душа требует.
– Ну и кому в такое утро нужен храм? – Шагавший вровень с епископом Алва усмехнулся. – Чтобы начать сначала, довольно роз и рассвета. Само собой, если вы в самом деле собрались начинать.
Часть третья
«Солнце (Полдень)» [3]
Судьбу
3
Высший аркан Таро «Солнце» (Le Soleil) символизирует истину, стремление к свету, тихое счастье, доверие к себе и душевный мир, примирение со своей «теневой» стороной, достижение чего-то важного, исполнение желаний. ПК: недоразумение, ложные представления об успехе, срыв планов. Все сбывается, но не сразу и не в полной мере.
Глава 1
Бергмарк. Агмштадт. Дриксен. Эйнрехт
400 год К.С. 11-й день Летних Ветров
1
Маршала Савиньяка никто не вынуждал, не просил и даже не уговаривал, скорее уж наоборот. Маркграф откровенно удивился затее гостя, но возражать не стал. В Бергмарк приказы уважают, но разве мог приказ регента «никого не пускать к этим скотам» относиться к Савиньяку? Он и не относился, по крайней мере в мозгах Вольфганга-Иоганна. За ужином Ли уведомил хозяина о завтрашнем посещении, маркграф переспросил, убедился, что понял правильно, кивнул и вернулся к бою у Гемутлих.
Формальности были соблюдены, и наутро танцующий от избытка сил Грато остановился у подножья каменных лестниц, что обвивали Денежную гору. В крепости на ее уступах бергеры держали казну и хлеб. Ничего более подходящего для бывшего кансилльера и бывшего обер-прокурора Талига у союзников не нашлось – пленных горцы брать не любили, а немногочисленных местных воров предпочитали клеймить и, отрубив руку, отправлять на все четыре стороны. Разумное зерно в этом варварстве, без сомнения, имелось.
Савиньяк в сопровождении пары бирюзовых здоровяков поднялся к первым воротам, мысленно хваля себя за отказ от завтрака по-бергерски, после которого число ступенек самое малое удваивалось. Комендант, он же казначей, он же двоюродный дядюшка маркграфа, немедленно пригласил гостя к столу. Талигоец отговорился тем, что есть разговоры, которые во избежание тошноты ведут натощак; дядюшка-казначей расхохотался и пригласил отобедать по окончании. Лионель согласился, и его препроводили во двор, который в более утонченной местности назвали бы террасой.
Вид с нависавшего над ворчливой речкой уступа открывался завораживающий, хотя вынужденное ежедневное созерцанье портит и не такие красоты. Маршал уселся на способную выдержать пяток Хайнрихов скамью и стал ждать. Он не готовился к разговору – все зависело от собеседников. Люди, которых он знал и не любил, могли остаться собой, а могли перемениться. Лионель верил Давенпорту, Лараку с Левфожем, а больше всех – матери и Инголсу, но собственных глаз чужое мнение для него не заменяло уже лет двадцать.
Маршал щурился на пронизанные светом облака, немного вспоминая удачную ночь, немного – гаунасские эдельвейсы. Передышка неотвратимо заканчивалась, и осознание этого делало мох на древних камнях ярче, а дела – неотложней. Когда за спиной брякнули запоры и раздались шаги, Ли обернулся не сразу, но тянуть тоже не стал.
– Садитесь, – предложил он высокому человеку в богатой коричневой одежде. – Вы хорошо выглядите, даже досадно.
Колиньяр сдержался и сел. Любопытно, без чего ему тяжелее, без шпаги или без подчиненных?
– Я хочу знать, – холодно спросил Лионель, – как вышло, что Сэ сгорел, а моя мать спаслась только благодаря барону Райнштайнеру?
Прежний Колиньяр взревел бы, нынешний угрюмо огрызнулся:
– Ваша мать жива, в отличие от моей сестры и моего сына…
– Я бы с уважением отнесся к вашему горю, предайся вы ему по горячим следам. – Порой искренность можно себе позволить не только с друзьями и варварами. – Потеряв наследника, вы немедленно повезли дочь сперва в Сэ, потом в Валмон. С матримониальными намерениями, надо полагать.
– Какое это сейчас имеет значение…
– Для вас – никакого, но я хочу отделить вашу глупость и несчастное стечение обстоятельств от чужого ума, если он в самом деле замешан.
– Ваши желания, граф, меня не волнуют. Прощайте.
– Вы уйдете, когда этого захочу я, – уведомил Ли.
Теперь следовало помолчать, пусть прозлится. Колиньяр обретал дар речи, Савиньяк любовался ландшафтом. Брать под стражу маршалов и генералов капитану королевской охраны доводилось, вести дознание – нет, но определять степень вины профукавших Эпинэ и Олларию болванов Лионель не собирался, хотя ничего против справедливости не имел. Когда она не мешала более важному.
– Вы пользуетесь своим положением! – по некотором размышлении возмутился набивший Багерлее старичьем и женщинами господин. Ли улыбнулся, в Гаунау он привык улыбаться.
– Так делают все. Кто удачно, кто – не слишком. Вы и ваш брат-губернатор тому пример.
– Наша фамилия служит Талигу, а не Савиньякам и Валмонам. И не самозваному регенту, захватившему короля и кардинала. – Колиньяр сидел в Денежном замке с осени, но отказаться от прокурорского тона так и не смог. – Ничего удивительного, что Ноймаринен дал ход доносам своего шпиона, догадавшегося прикрыться графиней Савиньяк! Допустив Робера Эпинэ в самый центр провинции, ваш Райнштайнер…
Господин не только не отказался от прокурорских замашек, он озаботился сочинить целую речь. Само собой, обвинительную. Виновных нашлось множество. Мятежник, убийца и насильник Эпинэ. Находящаяся в сговоре с ним королева. Предатель Люра. Вручивший предателю армию король. Не поддержавшие губернатора Сабве южные графства. Не поверившие воплям изнасилованной девы на Совете Меча вельможи. Не давший себя зарезать Райнштайнер…
– О том, что делал Райнштайнер, я узн'aю у Райнштайнера. – Лионель улыбнулся еще разок. – О том, что делал Эпинэ, – у Эпинэ. Почему вы перед высочайшей аудиенцией не причесали вашу племянницу и откуда взялся весь этот бред с насилием?