Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат
Шрифт:
– Я прошу разрешения поднять людей Пуэна. Ваш дом и особняк Капуйль-Гизайлей под охрану уже взяты. В Ноху я тоже сообщил.
– Хорошо. Пусть седлают Дракко.
– Монсеньор, не думаю, что…
– Когда они кого-нибудь вздернут, их будет не унять. Вспомните Маранов.
2
Лодки за полузасохшей ивой не было, как не было и определенного в лодочники Умника Ганса. Руппи пробежался взглядом и по противоположному берегу, и по самой речушке – нет, не видно. Закатным тварям забытых плащей явно не хватило, и они проглотили перевозчика. С потрохами, лодкой
– Я посмотрю, – как можно беспечней сказал Руппи. – Вы тут подождите… В тени.
– Угу, – ответил за всех Грольше. – Пошли.
Вдвоем спустились к самой воде – тина и копошащиеся в ней кряквы хранили молчание, но тревоги ничто не внушало. И никаких следов Ганса. Вообще никаких следов.
– Хватать наших орлов не с чего, – растерянно пробормотал абордажник. – Может, с лодкой чего не так…
– Пешком бы дошел, времени хватало. Будем лодку искать или подождем? Тут лучше не рассиживаться.
– Он далеко не уйдет… Торстенова сила! Рыжий! Сигналит, и, похоже, не нам.
Точно! На той стороне, полусотней шагов выше по течению, из кустов к самой воде вылез Зюсс, которому следовало караулить повозку. Яростно жестикулируя, он махал шапкой в сторону ивы. Тот, кому эти пляски предназначались, явно находился напротив Рыжего. На этом берегу!
– Ганс выше! – догадался Грольше. – И за какими кошками он туда поперся?
Этого Руппи не знал. Зюсс не выдержал, и над сонной Лягушкой пронесся прямо-таки разбойничий свист, после чего пляска возобновилась с новой силой.
– Я за нашими.
– Хорошо.
Лодка показалась через год, то есть через пару минут. Ганс изо всех сил налегал на весла, напоминая мирного эйнрехтца разве что щеголеватой курткой.
– Фух, ошибся… Я ж не думал… – не переведя духа, принялся объясняться «лодочник». – А там – ну точно такое же…
– Торстенова сила, заткнись, некогда! Господин адмирал, дозвольте…
– Я не настолько ослаб, – второй раз за день подал голос Олаф, – не задержу.
Не задержал. Руппи с Гансом сели на весла. Посудинка быстро двинулась наискось к левому берегу. Пустому – Рыжего уже не было: надо полагать, побежал к повозке. Руппи равнодушно ворочал веслами, будто в самом деле стал перевозчиком. Мысли, страхи, даже злость как языком слизнуло. Поднимавшаяся от воды серебристая дымка затягивала берега заодно с памятью. В этот город незачем возвращаться, они ничего не оставляют и ничего не забирают. Просто уходят туда, где поют волны и пляшут ветра. Прийти с берега и вернуться на берег, не отдав жадным площадям то, что им не принадлежит, – это правильно. Стоячая вода гниет, и ты гниешь вместе с ней, а думаешь, что засыпаешь. Спать можно только в море, оно разбудит, когда нужно, оно убьет, кого нужно, оно найдет, что нужно, и унесет любую грязь. Верь морю, верь живой воде, не спи…
– Видите? Вона… – Ганс мотал головой, не прекращая грести. – Такая же стенка! И покрашено так же. А у бережка – дерево… Полудохлое… Вот и спутал! Мы же с воды не глядели… На берегу постояли, и то наверху!
Спутать и впрямь было немудрено. Мало ли умирающих ив, а сараи вдоль Лягушки похожи. Это особняки на Речной каждый со своим вывертом, даже если гербов не видно.
– Виноват я, – четко сказал Руппи. – Вывел на место, куда надо пригнать лодку, и решил, что достаточно. Не догадался посмотреть с воды.
– Вот! – воспрянул Ганс. – Говорю же… Дерево…
– Именно что дерево! Цельный пень… С глазами! – Канмахер скривился, будто молоко в пивной кружке обнаружил. Скисшее. – Умник он у нас… Тьфу!
Бедный Ганс аж сбился с ритма. Лодка вильнула. Йозев пробурчал под нос что-то зубодробительное, зато пристали точно в заранее присмотренном местечке. Будто нарисованные ивы картинно полоскались в зеленой воде, укрывая крохотную заводь от чужих глаз. Несло гнилью, гудело комарье.
– Торстенова сила, хоть здесь порядок. О, Рыжий!
Зюсс с большой корзиной на локте топтался средь прибрежного ивняка, на обветренной физиономии сияла блаженная улыбка. Руппи тоже хихикнул. В предвкушении. Лодка еще толком не ткнулась в болотистый берег, когда корзинка закачалась, а плетеная крышка подверглась нешуточным атакам изнутри.
– Давай! – Руппи с невольным смешком откинул петлю, выпуская трехцветный ураганчик. Лодка, вода, незнакомцы – да ну их всех! Гудрун волновал только Руппи. Урча и подмяукивая, пушистая зараза обтерла лейтенантские штаны и полезла на руки. К счастью для нее, это совпадало с целями лейтенанта, тут же подсунувшего зверюгу Олафу. Опальный адмирал кошку не вдохновил. В другое время за подобное пренебрежение можно было и всыпать хоть бы и особе из Адрианклостер, сейчас это радовало.
– Чисто! – сказал Руппи и объяснил: – «Истинники»… Они как-то метят людей, а потом находят. Кошки это чуют, особенно трехцветные.
– Проверка, значит? – уточнил Грольше. – А мы-то гадали, с чего вы левой рукой да за правым ухом…
– Проверка, – подтвердил лейтенант и замялся. – Господин адмирал… Дальше вы поплывете, а я… Мне нужно вас оставить. На время.
– Почему? – резко спросил Олаф.
– Сподручнее уходить, – попытался выручить абордажник, – врассыпную в смысле… Точно говорю!
– Толпой не выбраться, – подставил плечо и Йозев. – Вот все и фитильнули кто куда… Ничего, соберемся.
– Где именно?
– У барки, – оживился Грольше. – Сейчас выйдем в Эйну, будто местные, по делам плывем. Ганс с Зюссом на веслах, мы трое вроде как по делам. Одежка нужная в лодке, мешки с товаром… Гусиный пух, все честь по чести…
– Я понял. Руперт, куда и почему уходите вы?
– Нужно отвлечь погоню от реки. Мы все продумали…
– Кто «мы»?
– Кавалеристы Роткопфа. Возможно, вы их помните… Штаудиц и Ценкер…
– Меня контузили на «Ноордкроне», а не в Зюссеколь. Значит, люди Бруно тоже в заговоре?
– Рихард и Максимилиан – честные офицеры…
– То есть они в заговоре без Бруно?
– Заговор был против вас… И против кесаря! Все образуется, но… не сразу. Мой адмирал, меня ждут, я должен спешить.
– Хорошо, спеши. Встречаемся… Канмахер, где?
– Так что у Щербатой Габи…
– В бухте Щербатая Габи. Извольте не задерживаться, лейтенант…
Спасла Гудрун. Покидать столь желанные руки и тем более лезть в противную корзину кошка не желала, вот и вцепилась в одежду всеми когтями. Воевать с ней было не время, пришлось вылезать из лодки с урчащей зверюгой на руках. Это позволило рассмеяться и не сказать того, чего не говорят даже своим. Именно своим и не говорят.