Сердце зверя
Шрифт:
Потому что нечто охотилось на них.
Никто не мог привести достаточно веских доводов, которые доказали бы полиции, что исчезнувшие люди похищены. Копы сочли бы это пустой болтовней. Дело перестало расти, превратившись всего лишь в очередную стопку бумаг в стальном сейфе. Газеты сперва раздули события: Грэйнджер постарался. Но россказни и домыслы становились с каждым разом все более дикими. К тому времени, как пресса исчерпала теорию об «инопланетных захватчиках» и переключилась на чудаков и извращенцев по эту сторону
Тони Гарсия стал первым, выдвинувшим идею защитного механизма.
— Я не хочу стать следующим, — заявил он. — Я выстрелю первым.
Мужчины, собравшиеся на квартире Грэйнджера, засиделись до поздней ночи. Вид у них был изможденный.
— Если полиция не в силах защитить нас, мы должны заняться этим сами, — продолжил Гарсия.
— Ты хочешь сказать, что мы должны все время быть при оружии? — нервно спросил Рэй Пробин. — Это не так-то просто, Тони.
— Может, и нет. Но с одним мы все согласны. Кто-то делает это. Мы не знаем кто, не знаем почему. Но они тут. Дожидаются возможности снова вступить в игру. А я повторяю: теперь наш черед действовать.
— Как? — осведомился Эл Хэйс, бородатый великан, которому вообще не пристало бояться кого-либо, но, как и всех остальных, его переполняла смутная тревога.
— Найти их прежде, чем они найдут нас, — ответил Гарсия.
— Но как? — вздохнул Пробин.
— Они ошибутся…
— И что потом?
Гарсия согнул указательный палец — будто нажал на курок.
Хэйс фыркнул.
— Ох, Тони, тут нужно быть чертовски уверенным. Нельзя же просто перестрелять всех, кто шляется по городу.
— Нет. Но мы должны продемонстрировать наши намерения. Пусть ублюдок — или ублюдки — знает, что мы намерены защищаться.
— Копы заявили, что никакого убийцы нет, — криво ухмыльнулся Грэйнджер. — Так что они не станут скучать по мерзавцу, если мы разберемся с ним.
Его слова были встречены улыбками и молчаливым согласием. Мужчины решили, что пора самим стать охотниками.
Они организовали патрули, группы из трех-четырех человек, сменяющиеся каждые несколько ночей. Жены и родные возражали, поскольку, когда дошло до дела, оказалось, что никому не хочется, чтобы их мужья рисковали. Но все понимали и разделяли страдания семей пяти пропавших и не желали изведать подобное горе лично. Так что риск того стоил.
Полиция пронюхала о самоуправстве, но предпочла закрыть на это глаза. Возможно, власти решили, что это ненадолго. Пусть люди выпустят пар, сказали они себе. Несколько потраченных впустую ночей — и упрямцы устанут гоняться за тенями и натыкаться на пьяниц. Устанут и отложат свои чертовы пушки.
Несколько недель ничего не происходило. Патрули нарезали круги, видя лишь озорство да бесчинства молодежи и унылое разложение низших классов, неизбежно просочившееся даже сюда. Осознание того, что в их районе куда больше неудовлетворенности, возмущения и обид, чем они полагали, угнетало. Прогулки по улицам давали кардинально иную картину, чем та, что можно было наблюдать с мягкого дивана, глядя на мелькание картинок в телевизоре: здесь боль была живой.
Однажды
— Думаешь, пора закругляться? — спросил великан. В темноте он походил на медведя — такая громадина устрашит любого потенциального убийцу.
Грэйнджер хлебнул из пластикового стаканчика.
— Может, те, кто занимался этим — кто бы это ни был, — ушли. Может, они забрали только по пять человек из каждого района. И теперь перекочевали в другой город.
— Угу. Или мы все-таки отпугнули их. Как считаешь?
Всем им хотелось бы в это верить. Парни устали от ночных блужданий. Грэйнджер кивнул:
— Наверное, стоит поговорить с остальными…
Хэйс вдруг окаменел, затем содрогнулся всем своим крупным телом. Он уронил термос, и выплеснувшийся кофе растекся по тротуару. Вокруг все словно замерло, только завитки пара лениво тянулись вверх.
Грэйнджер проследил за взглядом приятеля, и у него перехватило дыхание, а пальцы невольно сомкнулись, смяв пластиковую чашечку. Что-то следило за ними с другой стороны дороги, из-под дерева. И хотя приятели стояли в густой тени, чужой взгляд словно пронзал тьму: несомненно, эти глаза видели их как на ладони.
Хэйс непотребно выругался, грубые слова вспороли ночь, точно кинжал материю. Фигура ссутулилась, втянула голову в плечи, повернулась и быстро двинулась прочь. Существо, казалось, было ранено: оно подволакивало ногу, что-то неестественное было в его неуклюжей походке.
Грэйнджер, разжав пальцы и уронив стаканчик, схватил за руку друга-великана.
— Господи, Эл, ты видел, кто это был? Видел его лицо?
— Думаю, да…
— Эл, это же Эд, Эд Карлион! Богом клянусь…
— Нет, — пробормотал Хэйс, хотя и знал, что Грэйнджер прав.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, вытаращив глаза и разинув рты. Ни одному не хотелось признаваться во внезапно охватившем их обоих страхе.
— Мы должны догнать его. Спросить… — начал Грэйнджер, но Хэйс оборвал его коротким кивком. Ничего больше не говоря, оба проверили оружие.
И побежали, испытывая облегчение от того, что хоть что-то делают. Тяжелые шаги разбивали хрупкую ночную тишину. Где-то впереди чудилось движение — стремительная прихрамывающая поступь их бывшего друга. Они не обсуждали перемены, произошедшие с его лицом, но картина эта так и стояла в сознании обоих. Это был не тот Эд Карлион, которого они знали. Он необъяснимо изменился. Приятели даже боялись нагнать его.
Они добежали до парка. Ворота были приоткрыты. Засовы давным-давно сломались, и никто и не думал их чинить. Беглец свернул сюда. Хэйс прищурился и указал стволом пистолета в сторону кучки деревьев на пологом склоне.
— Там кладбище разбитых машин Лу Джагера. Достаточно щелей, чтобы отсидеться. Думаешь, здесь Эд и скрывался все это время?
Грэйнджер хмыкнул. Все казалось слишком запутанным, слишком диким. Какого дьявола Эд Карлион решил покинуть дом и спрятаться среди искалеченных механизмов и покореженных автомобилей?